Из книги: Лекманов О. Венедикт Ерофеев: посторонний / О. Лекманов, М. Свердлов, И. Симановский — Москва : Издательство ACT: Редакция Елены Шубиной, 2018. — 464 с. — (Литературные биографии).
(с) Виктор Баженов
"В кругу знакомых и друзей Ерофеев долгие годы развлекался им самим придуманной игрой, в которой себе он отвел роль верховного литературного арбитра. Автор «Москвы — Петушков» определял, какое количество водки он налил бы тому или иному писателю. «Если бы вот он вошел в мой дом, сколько бы я ему налил? — излагает Ерофеев “правила” этой игры в интервью с О. Осетинским 1989 года. — Ну, например, Астафьеву или Белову. Ни грамма бы не налил. А Распутину — грамм 150 <...> А если бы пришел Василь Быков и Алесь Адамович, я бы им налил по полному стакану <...> Юлиану Семенову я бы воды из унитаза немножко выделил, может быть»
.
«Говорили мы о писателях, которым Веничка “налил бы рюмку”, — вспоминает дочь Владимира Муравьева Анна. — Вот Войновичу налил бы даже две или... четыре, он того стоит». Еще об одном «туре» этой игры рассказывает муж Беллы Ахмадулиной, художник Борис Мессерер: «Каждое новое имя несли на суд Венедикта, и Веничка вершил этот суд, вынося торжественный приговор:
— Нет! Этому я ничего не налью!
Желая обострить разговор, я спросил:
— А как ты относишься к тому, что пишет Битов?
Веничка невозмутимо ответил:
— Ну, Битову я полстакана налью!
Андрей отреагировал благороднейшим образом:
— Веничка, что бы ты ни сказал, я никогда не обижусь на тебя!
Разговор зашел и о Белле. Ее самой не было в мастерской, она жила и работала тогда в Доме творчества композиторов в Репине под Ленинградом. Веничка задумчиво проговорил:
— Ахатовну я бы посмотрел...
А дальше на вопрос, как он оценивает ее стихи, Веничка произнес:
— Ахатовне я бы налил полный стакан!»
Беседа эта состоялась все в том же 1977 году, вскоре после того, как Ахмадулина и Мессерер в Париже взахлеб прочитали корректуру упомянутого нами выше русского издания «Москвы — Петушков». «Всю ночь я читала, — вспоминала позднее Ахмадулина. — За окном и в окне был Париж. Не тогда ли я утвердилась в своей поговорке: Париж не стоит обедни? То есть (для непосвященных): нельзя поступиться даже малым своеволием души — в интересах души. Автор “Москва — Петушки” знает это лучше других. Может быть, только он и знает <...> Так — не живут, не говорят, не пишут. Так может только один: Венедикт Ерофеев, это лишь его жизнь, равная стилю, его речь, всегда собственная, — его талант <...> “Свободный человек!” — вот первая мысль об авторе повести, смело сделавшем ее героя своим соименником, но отнюдь не двойником».
Впрочем, познакомятся Ахмадулина и Ерофеев еще через целых девять лет — в 1986 году. «Водиться с писателями он стал только в последние годы, когда стал знаменитым. Наши действующие литераторы искали с ним встречи. А до этого он жил в том кругу, который описан в “Петушках”. Там писателей не было, — рассказывает Ольга Седакова. — В последние годы у него часто бывала Ахмадулина, которую он почитал. Но весьма своеобразно: “Это новый Северянин”. Надо заметить, что это не осуждение: Северянина он очень любил».
Еще одно имя, которое нужно прибавить к небольшому списку почитавшихся Ерофеевым писателей-современников, — это Борис Вахтин. «Совершенно он был восхищен, просто восхищен его повестью “Одна абсолютно счастливая деревня”, — вспоминает Сергей Шаров-Делоне. — Она как раз тогда вышла в эмигрантском журнале “Эхо”. У нас в Абрамцеве эти журналы лежали стопками. Только обыск устраивай — на десять лет хватало всем. Но в академический поселок боялись. Эта повесть его поразила, я помню».
Если большинство современных ему русских прозаиков Ерофеев откровенно недолюбливал, а из поэтов выделял Ахмадулину и Бродского.., то ко многим филологам он относился с почтением, если не с пиететом. «В прозе мне нравятся наши культуртрегеры типа Михаила Гаспарова, Сергея Аверинцева. А среди прозаиков я не нахожу никого», — говорил Ерофеев в позднем интервью И. Болычеву. «Мне позвонил Аверинцев и сказал: “Миша, а вы знаете, что Веничке Ерофееву нравится наша с вами проза?” — “Вот до чего, оказывается, можно дочитаться спьяну”, — ответил я ему», — иронически рассказывал одному из авторов этой книги Михаил Гаспаров в 1998 году. Ерофеев «чтил Аверинцева чрезвычайно и говорил, что Аверинцев — единственный умный человек в России, “за некоторыми вычетами”», — свидетельствует Ольга Седакова. «Он приходил на доклад Аверинцева в ИМЛИ, а я поняла, что он скоро умрет, и он понял, что я поняла», — вспоминает Нина Брагинская свою последнюю встречу с Ерофеевым.
Вы также можете подписаться на мои страницы:
- в фейсбуке: https://www.facebook.com/podosokorskiy
- в твиттере: https://twitter.com/podosokorsky
- в контакте: http://vk.com/podosokorskiy
- в инстаграм: https://www.instagram.com/podosokorsky/
- в телеграм: http://telegram.me/podosokorsky
- в одноклассниках: https://ok.ru/podosokorsky
(с) Виктор Баженов
"В кругу знакомых и друзей Ерофеев долгие годы развлекался им самим придуманной игрой, в которой себе он отвел роль верховного литературного арбитра. Автор «Москвы — Петушков» определял, какое количество водки он налил бы тому или иному писателю. «Если бы вот он вошел в мой дом, сколько бы я ему налил? — излагает Ерофеев “правила” этой игры в интервью с О. Осетинским 1989 года. — Ну, например, Астафьеву или Белову. Ни грамма бы не налил. А Распутину — грамм 150 <...> А если бы пришел Василь Быков и Алесь Адамович, я бы им налил по полному стакану <...> Юлиану Семенову я бы воды из унитаза немножко выделил, может быть»
.
«Говорили мы о писателях, которым Веничка “налил бы рюмку”, — вспоминает дочь Владимира Муравьева Анна. — Вот Войновичу налил бы даже две или... четыре, он того стоит». Еще об одном «туре» этой игры рассказывает муж Беллы Ахмадулиной, художник Борис Мессерер: «Каждое новое имя несли на суд Венедикта, и Веничка вершил этот суд, вынося торжественный приговор:
— Нет! Этому я ничего не налью!
Желая обострить разговор, я спросил:
— А как ты относишься к тому, что пишет Битов?
Веничка невозмутимо ответил:
— Ну, Битову я полстакана налью!
Андрей отреагировал благороднейшим образом:
— Веничка, что бы ты ни сказал, я никогда не обижусь на тебя!
Разговор зашел и о Белле. Ее самой не было в мастерской, она жила и работала тогда в Доме творчества композиторов в Репине под Ленинградом. Веничка задумчиво проговорил:
— Ахатовну я бы посмотрел...
А дальше на вопрос, как он оценивает ее стихи, Веничка произнес:
— Ахатовне я бы налил полный стакан!»
Беседа эта состоялась все в том же 1977 году, вскоре после того, как Ахмадулина и Мессерер в Париже взахлеб прочитали корректуру упомянутого нами выше русского издания «Москвы — Петушков». «Всю ночь я читала, — вспоминала позднее Ахмадулина. — За окном и в окне был Париж. Не тогда ли я утвердилась в своей поговорке: Париж не стоит обедни? То есть (для непосвященных): нельзя поступиться даже малым своеволием души — в интересах души. Автор “Москва — Петушки” знает это лучше других. Может быть, только он и знает <...> Так — не живут, не говорят, не пишут. Так может только один: Венедикт Ерофеев, это лишь его жизнь, равная стилю, его речь, всегда собственная, — его талант <...> “Свободный человек!” — вот первая мысль об авторе повести, смело сделавшем ее героя своим соименником, но отнюдь не двойником».
Впрочем, познакомятся Ахмадулина и Ерофеев еще через целых девять лет — в 1986 году. «Водиться с писателями он стал только в последние годы, когда стал знаменитым. Наши действующие литераторы искали с ним встречи. А до этого он жил в том кругу, который описан в “Петушках”. Там писателей не было, — рассказывает Ольга Седакова. — В последние годы у него часто бывала Ахмадулина, которую он почитал. Но весьма своеобразно: “Это новый Северянин”. Надо заметить, что это не осуждение: Северянина он очень любил».
Еще одно имя, которое нужно прибавить к небольшому списку почитавшихся Ерофеевым писателей-современников, — это Борис Вахтин. «Совершенно он был восхищен, просто восхищен его повестью “Одна абсолютно счастливая деревня”, — вспоминает Сергей Шаров-Делоне. — Она как раз тогда вышла в эмигрантском журнале “Эхо”. У нас в Абрамцеве эти журналы лежали стопками. Только обыск устраивай — на десять лет хватало всем. Но в академический поселок боялись. Эта повесть его поразила, я помню».
Если большинство современных ему русских прозаиков Ерофеев откровенно недолюбливал, а из поэтов выделял Ахмадулину и Бродского.., то ко многим филологам он относился с почтением, если не с пиететом. «В прозе мне нравятся наши культуртрегеры типа Михаила Гаспарова, Сергея Аверинцева. А среди прозаиков я не нахожу никого», — говорил Ерофеев в позднем интервью И. Болычеву. «Мне позвонил Аверинцев и сказал: “Миша, а вы знаете, что Веничке Ерофееву нравится наша с вами проза?” — “Вот до чего, оказывается, можно дочитаться спьяну”, — ответил я ему», — иронически рассказывал одному из авторов этой книги Михаил Гаспаров в 1998 году. Ерофеев «чтил Аверинцева чрезвычайно и говорил, что Аверинцев — единственный умный человек в России, “за некоторыми вычетами”», — свидетельствует Ольга Седакова. «Он приходил на доклад Аверинцева в ИМЛИ, а я поняла, что он скоро умрет, и он понял, что я поняла», — вспоминает Нина Брагинская свою последнюю встречу с Ерофеевым.
Вы также можете подписаться на мои страницы:
- в фейсбуке: https://www.facebook.com/podosokorskiy
- в твиттере: https://twitter.com/podosokorsky
- в контакте: http://vk.com/podosokorskiy
- в инстаграм: https://www.instagram.com/podosokorsky/
- в телеграм: http://telegram.me/podosokorsky
- в одноклассниках: https://ok.ru/podosokorsky
10.11.2018, 132 просмотра.