Незаполненные документы поставили под угрозу жизнь одного из старейших диссертационных советов в Петербурге. По совпадению, именно там в 2016 году со скандалом защитил докторскую про власовцев Кирилл Александров. О произошедшем пишет корреспондент интернетия "Фон-издантанка" Елена Кузнецова.
«Коллапс», «крайний ужас», — говорят в научном сообществе, отмечая, что защищаться по истории на Северо-Западе России будет негде. Диссертационный совет Санкт-Петербургского института истории РАН приостановит работу. Об этом научное учреждение сообщило 14 августа на своём сайте. Пауза начнётся 1 ноября и продлится полгода, но может быть продолжена. Причина — «принятое решение Высшей аттестационной комиссии от 19 июня 2018 г». Изучая корни этого решения, «Фонтанка» провела своё небольшое историческое исследование. И выяснила, что ещё в 2015 году ВАК решила «оптимизировать сеть диссертационных советов в России». Для них разработали «критериальные требования». Организация, при которой действует совет, к примеру, должна включать не меньше 50 сотрудников, готовить определённое количество кандидатов и докторов наук. От каждого из членов диссовета, в свою очередь, требуется определённое количество ВАКовских и международных публикаций, напечатанных монографий.
«Брать вес» позволили не сразу, а в несколько подходов. С каждым годом всё больший процент членов диссоветов должен был «соответствовать критериям». Предполагается, что советы станут абсолютно удовлетворять пожеланиям ВАК к концу 2019 года. Причём одним, например, по филологическим, юридическим и педагогическим наукам, разрешили двигаться к цели медленнее, от других (по техническим и естественнонаучным) — требовали обеспечить проценты быстрее. Очередную проверку состояния дел в строю ВАК провела в конце 2017-го. Результаты изучили к июню 2018-го, после чего выпустили рекомендацию: «приостановить деятельность» тех советов, что «не обеспечили на 31 декабря 2017 года соответствие членов… установленным критериальным требованиям… более чем на 35%». Отстающим разослали письма, и в августе они начали их получать.
Специфика ситуации с Санкт-Петербургским институтом истории РАН — в том, что это одно из авторитетнейших в России научных заведений. В диссертационный совет входят такие звёзды как крупнейший специалист по истории Византии, академик РАН, лауреат государственной премии Игорь Медведев; специалист по истории русской революции Борис Колоницкий; знаток советско-финляндских отношений Александр Рупасов. Диссертации здесь защищали замдиректора Эрмитажа Георгий Вилинбахов, специалист по истории блокады Никита Ломагин, историк Юлия Кантор, эксперт по истории пиратства Дмитрий Копелев и многие другие. Более того, совет при Институте истории — единственный в Петербурге и на Северо-Западе, где можно защищаться по широкому кругу специальностей. От отечественной истории до всеобщей, от древнего мира до новейшего времени.
— В Петербурге сходным потенциалом обладал разве что совет по истории в Санкт-Петербургском государственном университете. Но недавно он был закрыт, потому что в университете открыт новый совет, он присуждает собственные учёные степени СПбГУ, — объяснил «Фонтанке» доктор исторических наук, автор книг об истории цензуры Владлен Измозик. — Защищаться там чрезвычайно трудоёмко, это огромные финансовые затраты для будущих кандидатов и докторов наук. Диссертацию нужно перевести на английский язык. Если в ряде случаев это обоснованно, то зачем делать это, если ты защищаешься по отечественной истории или по истории Франции и Германии?
Остаются, конечно, советы на базе Музея антропологии и этнографии имени Петра Великого (Кунсткамера), Института восточных рукописей РАН, Института истории материальной культуры РАН. Но они гораздо более специализированные.
— Это коллапс какой-то. Совершенно дикое положение складывается для Петербурга, для Северо-Запада, для всей России, — подытожил Измозик.
Ещё один любопытный момент, связанный с советом в Санкт-Петербургском институте истории РАН, произошёл в 2016 году. Именно тогда свою диссертацию о власовском движении здесь защитил учёный и сторонник движения «Белое дело» Кирилл Александров. Работа не понравилось «патриотически настроенным» активистам, которые попросили прокуратуру проверить текст на предмет «призывов к развязыванию агрессивной войны». На саму защиту Александрова они тоже пришли и обвинили его в ренегатстве и оправдывании предателей.
Именно это могло привести к закрытию совета, особенно учитывая, что «сверху» институту настоятельно не рекомендовали проводить ту самую защиту, предполагают некоторые собеседники «Фонтанки». Впрочем, сам Кирилл Александров так не думает.
— Я надеюсь, что приостановка деятельности не связана с политикой. Вряд ли моя защита стала фактором в данном случае. Если бы совет хотели закрыть (по политическим причинам. — Прим. ред.), то закрыли бы гораздо быстрее, — отметил Кирилл Александров, впрочем, тут же подчеркнул, что он не является сотрудником института, поэтому ему сложно судить.
В чём Александров уверен — так это в том, что если совет закроется совсем, «всё будет крайне ужасно»:
— Институт — одно из лучших научных учреждений в России. Здесь высокий уровень компетенции, аналитики, исследований.
«Фонтанка» ещё 15 августа задала вопросы в Министерство науки и высшего образования (в его структуру входит ВАК), но ответов до сих пор не получила. Мы публикуем беседу с председателем диссертационного совета и бывшим руководителем Санкт-Петербургского института истории РАН Николаем Смирновым, который излагает свою версию событий.
— Николай Николаевич, как получилось, что диссертационный совет оказался на грани закрытия?
— Было принято решение, очевидно, на самом верху, что учёных в России должно быть как можно меньше. Как это сделать? Позакрывать диссертационные советы, найдя для этого удобные или неудобные поводы. Одним из поводов стало изменение подхода к тому, кто может быть членом диссертационного совета. Почему-то решили, что член диссертационного совета мало отличается от токаря и слесаря: там есть задание, и тут должно быть задание, там нужно выточить двадцать деталей за смену, и тут нужно подготовить определённое количество материалов за смену. Тот, кто принимал решение, явно очень далёк от науки. И он не понимает, что учёный не может по чьей-то прихоти публиковать раз в пять лет монографию. Монография — плод многолетнего исследовательского труда. А в постановлении, принятом ВАК, было сказано, что член диссертационного совета за пять лет должен опубликовать пять научных статей в рецензируемых ВАК журналах и одну монографию.
— Это требование именно к историкам?
— Это требование касается всех гуманитарных наук. Всё-таки понимание того, что они отличаются от точных и естественных, пока присутствует, поэтому было сделано послабление. Оно сводилось тому, что к 2018 году только 70 процентов членов диссертационного совета должны соответствовать критериям. Но нам открыто заявили: «Сегодня — 70 процентов, а в 2019 году мы и для гуманитарных наук установим планку в 90 процентов». Эта планка равносильна тому, что будут закрыты все диссертационные советы.
— Странно, что в Министерстве науки и высшего образования уверены, что найдутся настолько активные в плане публикаций учёные. Причём в таком количестве.
— Странно не только это. Совершенно непонятно, чем руководствовались в ВАК, когда членов диссертационного совета обязали публиковать свои научные изыскания в журналах, рецензируемых ВАК. Как известно, такие журналы очень важны для аспирантов и докторантов. Аспиранты должны перед защитой диссертации опубликовать три статьи, а докторанты — пятнадцать статей. Но члены диссертационного совета должны свободно публиковаться в других сборниках и журналах, совершенно не имеющих отношения к ВАК, но высоко ценящихся в научных кругах. Таких изданий и в Петербурге, и в Москве, и в провинции более чем достаточно. Известно, что аспиранты и даже докторанты, чтобы опубликоваться в ВАКовских журналах, вынуждены платить. А почему учёный, который провёл исследование, должен платить за то, чтобы его результаты были опубликованы? Я вижу в этом стремление снизить роль науки, уменьшить количество ученых, попытки загнать всё в прокрустово ложе рецензируемых ВАК журналов. Это полный бред, непонимание того, как развивается наука.
— Сколько процентов членов диссертационного совета при Институте истории достигли необходимых показателей?
— ВАК посчитала, что в нашем совете таких около 30 процентов, то есть до планки в 70 процентов мы не дотягиваем. Не дотягиваем, потому что никогда не ставили перед собой такую цель. В нашем диссертационном совете настолько авторитетные учёные, что говорить им: «Вы должны быть более авторитетными, публиковать свои работы в ВАКовских изданиях и раз в пять лет выпускать монографию» — извините, в моей голове это не укладывается. У нас в составе совета есть даже академик РАН, который не соответствует требованиям ВАК.
— Что будете предпринимать, чтобы спасти положение?
— Тот лимит времени, который отведён, фактически не даёт диссертационному совету возможности принять радикальные меры. Вы же понимаете, что кинуться сегодня и публиковать монографии — это наивно. И даже если публиковать, это будет книга, напечатанная в 2018 году, а ВАК берёт в расчёт публикации 2013-2017 годов. Конечно, мы будем предпринимать какие-то действия, стараться вводить в совет более молодых членов. Но специалистов не так просто найти. Боюсь, наши желания и желания ВАК друг другу не соответствуют.
— В Петербурге вообще останутся диссертационные советы по истории?
— По истории не только в Петербурге, но и на всём Северо-Западе России не осталось советов. Наш совет — единственный на всём Северо-Западе, где возможна защита по трём специальностям: «История», «Всеобщая история» и «Вспомогательные исторические дисциплины». Закрывается ВАКовский совет в Санкт-Петербургском государственном университете, потому что там открывается новый совет, работающий по совершенно другим принципам.
— То есть, если критерии не изменят…
— Я не наивный человек и не думаю, что критерии кто-то изменит. ВАК просто-напросто выполняет указания, спущенные свыше, — резко сократить количество диссертационных советов. И мало кто думает о том, что на выходе в разных учебных заведениях, академических институтах — аспиранты, которые завершают своё обучение, и им негде будет защищаться.
— Наверное, они будут ездить в Москву.
— Честно говоря, к нам из Москвы приезжают соискатели. Потому что там проблема не менее острая, чем в Петербурге. Там также огромная очередь, нужно ждать. Работа диссертационного совета — сложная вещь, и жаль, что так легко можно расправиться с диссертационным советом.
— Кроме персональных критериев к членам совета, ВАК также выдвинула общие требования к совету — число членов, число докторов наук. Вы по ним проходите?
— Должно быть ещё и определённое соотношение между членами совета — работниками данного учреждения — и членами совета, которые приглашаются из других учебных и научных учреждений. Мы с большим трудом этим параметрам соответствуем. Вы думаете, легко найти докторов наук по всеобщей истории, по вспомогательным историческим дисциплинам? Это огромная проблема.
— ВАК, полагаю, будет парировать доводами о борьбе за чистоту науки.
— Это не «чистота науки». Это понуждение к мздоимству, к которому вынуждены будут прибегать учёные, чтобы соответствовать требованиям ВАК. Вы думаете, что достаточно просто принести статью в ВАКовский журнал, чтобы её опубликовали? Некоторые ждут годами.
— Как вы считаете, то, что совет «не подошёл» ВАКу, связано с защитой диссертации Кирилла Александрова?
— Я не исключаю этого. Диссертационный совет ослушался приказа не допускать его к защите. Это могло стать одной из причин.
— Каким образом совет оповестили, что он должен приостановить работу?
— Пришло письмо из ВАК. Я в этот момент болел, и исполняющий обязанности директора института (Александр Рупасов. — Прим. ред.) получил это письмо. Потом я поправился немного — меня поставили в известность.
— Но ведь надо же, наверное, было предварительно заполнить какие-то документы, на основании которых ВАК сделает выводы?
— Я никаких документов не заполнял. Насколько я знаю, и учёный секретарь совета не заполнял. Мы отчитываемся числом защищённых диссертаций. Каждый раз, когда в диссертационный совет включаем нового члена, отправляем сведения о нём в ВАК. Они включают публикации статей, монографий, участие в издании коллективных монографий, сборников документов, количество подготовленных аспирантов. Но мы утвердили состав диссертационного совета в 2015 году, с тех пор изменений в состав не вносили.
— Я сама видела, что в ноябре на сайте ВАК появилось информационное письмо, в нём от советов потребовали предоставить отчёты за 2017 год. А потом ВАК опубликовала подробную инструкцию по их заполнению.
— Я этого письма не видел. Возможно, потому что болел. Но с нами не попытались связаться никаким другим способом — по почте, по телефону. Замечу, что все требуемые отчеты диссовет института своевременно передавал в ВАК.
— Тогда я не понимаю, каким образом высчитали, что ваш совет не подпадает под критерии.
— Простым. Есть РИНЦ, Российский индекс научного цитирования. Господа из ВАК взяли список членов диссертационного совета и обратились к этому индексу. Они с нами не советовались, у нас ничего не спрашивали. Но в РИНЦ, в лучшем случае, отражается четверть публикаций, которые тот или иной учёный сделал. Невозможно отразить все публикации. Для этого должен быть специальный человек. У нас в институте такого человека нет, потому что нечем оплачивать его работу.
— Как вы узнали, что они считали именно так?
— В разговоре с ними исполняющий обязанности директора института выяснил эту подробность.
— Формально диссертационный совет создан в 2008 году приказом Рособрнадзора. А сколько лет он фактически существует?
— Я член диссертационного совета с 1996 года, и до меня он существовал несколько десятилетий. Это один из старейших советов. К тому же нужно учесть, что историческая наука в Советском Союзе возникала в Ленинграде — Институт истории Академии наук был создан здесь, и только затем переместился в Москву.
— Можете ли вы выделить самые яркие и значимые защиты?
— Все диссертации, которые в нашем совете защищались, подготовлены на самом высоком уровне. Репутация совета Санкт-Петербургского института истории РАН — очень высокая. Поэтому говорить, что диссертации Иванова, Петрова, Сидорова — замечательные, а остальные — нет, я как председатель не могу. Работы, не соответствующие высоким критериям, которые мы разработали, просто не принимаются к защите. Мы не ищем работы — к нам приходят люди. Есть аспиранты, которых мы подготовили, к нам приезжают соискатели из высших учебных заведений, где советы были закрыты. К нам приезжают из других городов — из Архангельска, Вологды, Мурманска. Потому что там нет совета. А теперь не будет и нашего.
— Что же, эта история неприятна для Петербурга и для исторической науки.
— Эта история неприятна для России.
Вы также можете подписаться на мои страницы:
- в фейсбуке: https://www.facebook.com/podosokorskiy
- в твиттере: https://twitter.com/podosokorsky
- в контакте: http://vk.com/podosokorskiy
- в инстаграм: https://www.instagram.com/podosokorsky/
- в телеграм: http://telegram.me/podosokorsky
- в одноклассниках: https://ok.ru/podosokorsky
«Коллапс», «крайний ужас», — говорят в научном сообществе, отмечая, что защищаться по истории на Северо-Западе России будет негде. Диссертационный совет Санкт-Петербургского института истории РАН приостановит работу. Об этом научное учреждение сообщило 14 августа на своём сайте. Пауза начнётся 1 ноября и продлится полгода, но может быть продолжена. Причина — «принятое решение Высшей аттестационной комиссии от 19 июня 2018 г». Изучая корни этого решения, «Фонтанка» провела своё небольшое историческое исследование. И выяснила, что ещё в 2015 году ВАК решила «оптимизировать сеть диссертационных советов в России». Для них разработали «критериальные требования». Организация, при которой действует совет, к примеру, должна включать не меньше 50 сотрудников, готовить определённое количество кандидатов и докторов наук. От каждого из членов диссовета, в свою очередь, требуется определённое количество ВАКовских и международных публикаций, напечатанных монографий.
«Брать вес» позволили не сразу, а в несколько подходов. С каждым годом всё больший процент членов диссоветов должен был «соответствовать критериям». Предполагается, что советы станут абсолютно удовлетворять пожеланиям ВАК к концу 2019 года. Причём одним, например, по филологическим, юридическим и педагогическим наукам, разрешили двигаться к цели медленнее, от других (по техническим и естественнонаучным) — требовали обеспечить проценты быстрее. Очередную проверку состояния дел в строю ВАК провела в конце 2017-го. Результаты изучили к июню 2018-го, после чего выпустили рекомендацию: «приостановить деятельность» тех советов, что «не обеспечили на 31 декабря 2017 года соответствие членов… установленным критериальным требованиям… более чем на 35%». Отстающим разослали письма, и в августе они начали их получать.
Специфика ситуации с Санкт-Петербургским институтом истории РАН — в том, что это одно из авторитетнейших в России научных заведений. В диссертационный совет входят такие звёзды как крупнейший специалист по истории Византии, академик РАН, лауреат государственной премии Игорь Медведев; специалист по истории русской революции Борис Колоницкий; знаток советско-финляндских отношений Александр Рупасов. Диссертации здесь защищали замдиректора Эрмитажа Георгий Вилинбахов, специалист по истории блокады Никита Ломагин, историк Юлия Кантор, эксперт по истории пиратства Дмитрий Копелев и многие другие. Более того, совет при Институте истории — единственный в Петербурге и на Северо-Западе, где можно защищаться по широкому кругу специальностей. От отечественной истории до всеобщей, от древнего мира до новейшего времени.
— В Петербурге сходным потенциалом обладал разве что совет по истории в Санкт-Петербургском государственном университете. Но недавно он был закрыт, потому что в университете открыт новый совет, он присуждает собственные учёные степени СПбГУ, — объяснил «Фонтанке» доктор исторических наук, автор книг об истории цензуры Владлен Измозик. — Защищаться там чрезвычайно трудоёмко, это огромные финансовые затраты для будущих кандидатов и докторов наук. Диссертацию нужно перевести на английский язык. Если в ряде случаев это обоснованно, то зачем делать это, если ты защищаешься по отечественной истории или по истории Франции и Германии?
Остаются, конечно, советы на базе Музея антропологии и этнографии имени Петра Великого (Кунсткамера), Института восточных рукописей РАН, Института истории материальной культуры РАН. Но они гораздо более специализированные.
— Это коллапс какой-то. Совершенно дикое положение складывается для Петербурга, для Северо-Запада, для всей России, — подытожил Измозик.
Ещё один любопытный момент, связанный с советом в Санкт-Петербургском институте истории РАН, произошёл в 2016 году. Именно тогда свою диссертацию о власовском движении здесь защитил учёный и сторонник движения «Белое дело» Кирилл Александров. Работа не понравилось «патриотически настроенным» активистам, которые попросили прокуратуру проверить текст на предмет «призывов к развязыванию агрессивной войны». На саму защиту Александрова они тоже пришли и обвинили его в ренегатстве и оправдывании предателей.
Именно это могло привести к закрытию совета, особенно учитывая, что «сверху» институту настоятельно не рекомендовали проводить ту самую защиту, предполагают некоторые собеседники «Фонтанки». Впрочем, сам Кирилл Александров так не думает.
— Я надеюсь, что приостановка деятельности не связана с политикой. Вряд ли моя защита стала фактором в данном случае. Если бы совет хотели закрыть (по политическим причинам. — Прим. ред.), то закрыли бы гораздо быстрее, — отметил Кирилл Александров, впрочем, тут же подчеркнул, что он не является сотрудником института, поэтому ему сложно судить.
В чём Александров уверен — так это в том, что если совет закроется совсем, «всё будет крайне ужасно»:
— Институт — одно из лучших научных учреждений в России. Здесь высокий уровень компетенции, аналитики, исследований.
«Фонтанка» ещё 15 августа задала вопросы в Министерство науки и высшего образования (в его структуру входит ВАК), но ответов до сих пор не получила. Мы публикуем беседу с председателем диссертационного совета и бывшим руководителем Санкт-Петербургского института истории РАН Николаем Смирновым, который излагает свою версию событий.
— Николай Николаевич, как получилось, что диссертационный совет оказался на грани закрытия?
— Было принято решение, очевидно, на самом верху, что учёных в России должно быть как можно меньше. Как это сделать? Позакрывать диссертационные советы, найдя для этого удобные или неудобные поводы. Одним из поводов стало изменение подхода к тому, кто может быть членом диссертационного совета. Почему-то решили, что член диссертационного совета мало отличается от токаря и слесаря: там есть задание, и тут должно быть задание, там нужно выточить двадцать деталей за смену, и тут нужно подготовить определённое количество материалов за смену. Тот, кто принимал решение, явно очень далёк от науки. И он не понимает, что учёный не может по чьей-то прихоти публиковать раз в пять лет монографию. Монография — плод многолетнего исследовательского труда. А в постановлении, принятом ВАК, было сказано, что член диссертационного совета за пять лет должен опубликовать пять научных статей в рецензируемых ВАК журналах и одну монографию.
— Это требование именно к историкам?
— Это требование касается всех гуманитарных наук. Всё-таки понимание того, что они отличаются от точных и естественных, пока присутствует, поэтому было сделано послабление. Оно сводилось тому, что к 2018 году только 70 процентов членов диссертационного совета должны соответствовать критериям. Но нам открыто заявили: «Сегодня — 70 процентов, а в 2019 году мы и для гуманитарных наук установим планку в 90 процентов». Эта планка равносильна тому, что будут закрыты все диссертационные советы.
— Странно, что в Министерстве науки и высшего образования уверены, что найдутся настолько активные в плане публикаций учёные. Причём в таком количестве.
— Странно не только это. Совершенно непонятно, чем руководствовались в ВАК, когда членов диссертационного совета обязали публиковать свои научные изыскания в журналах, рецензируемых ВАК. Как известно, такие журналы очень важны для аспирантов и докторантов. Аспиранты должны перед защитой диссертации опубликовать три статьи, а докторанты — пятнадцать статей. Но члены диссертационного совета должны свободно публиковаться в других сборниках и журналах, совершенно не имеющих отношения к ВАК, но высоко ценящихся в научных кругах. Таких изданий и в Петербурге, и в Москве, и в провинции более чем достаточно. Известно, что аспиранты и даже докторанты, чтобы опубликоваться в ВАКовских журналах, вынуждены платить. А почему учёный, который провёл исследование, должен платить за то, чтобы его результаты были опубликованы? Я вижу в этом стремление снизить роль науки, уменьшить количество ученых, попытки загнать всё в прокрустово ложе рецензируемых ВАК журналов. Это полный бред, непонимание того, как развивается наука.
— Сколько процентов членов диссертационного совета при Институте истории достигли необходимых показателей?
— ВАК посчитала, что в нашем совете таких около 30 процентов, то есть до планки в 70 процентов мы не дотягиваем. Не дотягиваем, потому что никогда не ставили перед собой такую цель. В нашем диссертационном совете настолько авторитетные учёные, что говорить им: «Вы должны быть более авторитетными, публиковать свои работы в ВАКовских изданиях и раз в пять лет выпускать монографию» — извините, в моей голове это не укладывается. У нас в составе совета есть даже академик РАН, который не соответствует требованиям ВАК.
— Что будете предпринимать, чтобы спасти положение?
— Тот лимит времени, который отведён, фактически не даёт диссертационному совету возможности принять радикальные меры. Вы же понимаете, что кинуться сегодня и публиковать монографии — это наивно. И даже если публиковать, это будет книга, напечатанная в 2018 году, а ВАК берёт в расчёт публикации 2013-2017 годов. Конечно, мы будем предпринимать какие-то действия, стараться вводить в совет более молодых членов. Но специалистов не так просто найти. Боюсь, наши желания и желания ВАК друг другу не соответствуют.
— В Петербурге вообще останутся диссертационные советы по истории?
— По истории не только в Петербурге, но и на всём Северо-Западе России не осталось советов. Наш совет — единственный на всём Северо-Западе, где возможна защита по трём специальностям: «История», «Всеобщая история» и «Вспомогательные исторические дисциплины». Закрывается ВАКовский совет в Санкт-Петербургском государственном университете, потому что там открывается новый совет, работающий по совершенно другим принципам.
— То есть, если критерии не изменят…
— Я не наивный человек и не думаю, что критерии кто-то изменит. ВАК просто-напросто выполняет указания, спущенные свыше, — резко сократить количество диссертационных советов. И мало кто думает о том, что на выходе в разных учебных заведениях, академических институтах — аспиранты, которые завершают своё обучение, и им негде будет защищаться.
— Наверное, они будут ездить в Москву.
— Честно говоря, к нам из Москвы приезжают соискатели. Потому что там проблема не менее острая, чем в Петербурге. Там также огромная очередь, нужно ждать. Работа диссертационного совета — сложная вещь, и жаль, что так легко можно расправиться с диссертационным советом.
— Кроме персональных критериев к членам совета, ВАК также выдвинула общие требования к совету — число членов, число докторов наук. Вы по ним проходите?
— Должно быть ещё и определённое соотношение между членами совета — работниками данного учреждения — и членами совета, которые приглашаются из других учебных и научных учреждений. Мы с большим трудом этим параметрам соответствуем. Вы думаете, легко найти докторов наук по всеобщей истории, по вспомогательным историческим дисциплинам? Это огромная проблема.
— ВАК, полагаю, будет парировать доводами о борьбе за чистоту науки.
— Это не «чистота науки». Это понуждение к мздоимству, к которому вынуждены будут прибегать учёные, чтобы соответствовать требованиям ВАК. Вы думаете, что достаточно просто принести статью в ВАКовский журнал, чтобы её опубликовали? Некоторые ждут годами.
— Как вы считаете, то, что совет «не подошёл» ВАКу, связано с защитой диссертации Кирилла Александрова?
— Я не исключаю этого. Диссертационный совет ослушался приказа не допускать его к защите. Это могло стать одной из причин.
— Каким образом совет оповестили, что он должен приостановить работу?
— Пришло письмо из ВАК. Я в этот момент болел, и исполняющий обязанности директора института (Александр Рупасов. — Прим. ред.) получил это письмо. Потом я поправился немного — меня поставили в известность.
— Но ведь надо же, наверное, было предварительно заполнить какие-то документы, на основании которых ВАК сделает выводы?
— Я никаких документов не заполнял. Насколько я знаю, и учёный секретарь совета не заполнял. Мы отчитываемся числом защищённых диссертаций. Каждый раз, когда в диссертационный совет включаем нового члена, отправляем сведения о нём в ВАК. Они включают публикации статей, монографий, участие в издании коллективных монографий, сборников документов, количество подготовленных аспирантов. Но мы утвердили состав диссертационного совета в 2015 году, с тех пор изменений в состав не вносили.
— Я сама видела, что в ноябре на сайте ВАК появилось информационное письмо, в нём от советов потребовали предоставить отчёты за 2017 год. А потом ВАК опубликовала подробную инструкцию по их заполнению.
— Я этого письма не видел. Возможно, потому что болел. Но с нами не попытались связаться никаким другим способом — по почте, по телефону. Замечу, что все требуемые отчеты диссовет института своевременно передавал в ВАК.
— Тогда я не понимаю, каким образом высчитали, что ваш совет не подпадает под критерии.
— Простым. Есть РИНЦ, Российский индекс научного цитирования. Господа из ВАК взяли список членов диссертационного совета и обратились к этому индексу. Они с нами не советовались, у нас ничего не спрашивали. Но в РИНЦ, в лучшем случае, отражается четверть публикаций, которые тот или иной учёный сделал. Невозможно отразить все публикации. Для этого должен быть специальный человек. У нас в институте такого человека нет, потому что нечем оплачивать его работу.
— Как вы узнали, что они считали именно так?
— В разговоре с ними исполняющий обязанности директора института выяснил эту подробность.
— Формально диссертационный совет создан в 2008 году приказом Рособрнадзора. А сколько лет он фактически существует?
— Я член диссертационного совета с 1996 года, и до меня он существовал несколько десятилетий. Это один из старейших советов. К тому же нужно учесть, что историческая наука в Советском Союзе возникала в Ленинграде — Институт истории Академии наук был создан здесь, и только затем переместился в Москву.
— Можете ли вы выделить самые яркие и значимые защиты?
— Все диссертации, которые в нашем совете защищались, подготовлены на самом высоком уровне. Репутация совета Санкт-Петербургского института истории РАН — очень высокая. Поэтому говорить, что диссертации Иванова, Петрова, Сидорова — замечательные, а остальные — нет, я как председатель не могу. Работы, не соответствующие высоким критериям, которые мы разработали, просто не принимаются к защите. Мы не ищем работы — к нам приходят люди. Есть аспиранты, которых мы подготовили, к нам приезжают соискатели из высших учебных заведений, где советы были закрыты. К нам приезжают из других городов — из Архангельска, Вологды, Мурманска. Потому что там нет совета. А теперь не будет и нашего.
— Что же, эта история неприятна для Петербурга и для исторической науки.
— Эта история неприятна для России.
Вы также можете подписаться на мои страницы:
- в фейсбуке: https://www.facebook.com/podosokorskiy
- в твиттере: https://twitter.com/podosokorsky
- в контакте: http://vk.com/podosokorskiy
- в инстаграм: https://www.instagram.com/podosokorsky/
- в телеграм: http://telegram.me/podosokorsky
- в одноклассниках: https://ok.ru/podosokorsky
17.08.2018, 137 просмотров.