Кто не делится найденным, подобен свету в дупле секвойи (древняя индейская пословица)

Версия для печати

Библиографическая запись: Семиотика и семиология. — Текст : электронный // Myfilology.ru – информационный филологический ресурс : [сайт]. – URL: https://myfilology.ru//semiotika/semiotika-i-semiologiya/ (дата обращения: 20.04.2024)

Семиотика и семиология

Содержание

«Семиология – это наука о знаках, которая изучает, что происходит, когда человек пытается передать свою мысль с помощью средств, которые неизбежно носят условный характер», - пишет Ф.Соссюр и продолжает свою мысль, говоря, что наука, которая изучает жизнь знаков внутри общества, является вполне достижимой; она могла бы быть частью социальной психологии и, следовательно, частью общей психологии. Соссюр предлагает называть ее семиологией. Семиология показывала бы, каким образом конституируются знаки, какие законы управляют ими. Поскольку такая наука еще не существует, можно лишь говорить, какой она была бы, - но она имеет право на существование. Лингвистика есть только часть общей науки семиологии…

Именно так писал Фердинанд де Соссюр (1857 – 1913), основатель не только общей лингвистики, но и того, что теперь привычно обозначать семиотикой. Другими ключевыми фигурами в раннем развитии семиотики были Чарльз Сандерс Пирс (1839 – 1914) и поздний Чарльз Уильям Моррис (1901 – 1979). Ведущими современными теоретиками являются Роланд Барт, Умберто Эко, Кристиан Метц, Юлия Кристева и Альгирдас Греймас. Некоторые лингвисты работали в семиотическом каркасе, особо среди них выделяется Роман Якобсон. Семиотику достаточно трудно отделить от структурализма, главными представителями которого являются Клод Леви-Стросс в антропологии и Жан Лакан в психоанализе.

Семиотика начала превращаться в главный подход в теории «медиа» во второй половине 60-х годов. Следует заметить, что иногда термин «семиология» указывает на соссюровскую традицию, а термин «семиотика» – на традицию пирсовскую, хотя в настоящее время правильнее говорить о том, что последний термин вполне покрывает все исследовательское пространство.

Наиболее общим кратким определением семиотики является «наука о знаках». Она включает изучение любого «медиума» как некоторой «знаковой системы». И термин «наука», как считают некоторые, также является не вполне правильным, здесь следует говорить, скорее, об «изучении, исследовании» знаков, нежели о науке в том смысле, как мы говорим о биологии или физике как «науках».

Семиотика не является строго эмпирической наукой, хотя Джон Фиске писал, что семиотика является по существу теоретическим подходом к коммуникации в том, что ее целью является обоснование принципов, прилагаемых к самым широким областям… Действительно, семиотика представляет широкий спектр исследований в литературе, искусстве, антропологии и «масс-медиа» в большей степени, нежели просто является некоторой академической дисциплиной. В семиотику включены лингвисты, философы, психологи, социологи, логики, антропологи, литературоведы, эстетики, специалисты по «масс-медиа» и образованию. Следствием такого спектра специалистов является то, что за широким определением семиотики следует большое разнообразие мнений относительно того, что включает семиотика. Семиотика меняется со временем, поскольку сами семиотики усматривают массу слабостей в ранних семиотических подходах, и даже относительно базовых семиотических терминов имеется множество определений. Следовательно, было бы разумно прояснить, какие определения принимаются. Это представляется особенно важным, если учесть, что в семиотике имеется две традиции, восходящие к Соссюру и Пирсу.

Семиотика: определения, подходы, философские основания

Примечательная и оригинальная статья Е.Горного «Что такое семиотика?» (E.Gorny. What is semiotics?), написанная им в 1994 году, должна быть знакома любому студенту, приступающему к изучению курса семиотики. Автор начинает с замечания о том, что ни у кого не возникает вопросов о том, чем занимается математика или каков предмет биологии, но, как только речь заходит о семиотике, такие вопросы возникают с самого начала. Действительно, ответить на такие вопросы оказывается не таким уж простым делом. Задумываясь над этим, автор говорит, что постепенно пришел к пониманию того, что и сам не понимает, что такое семиотика.

Наиболее распространенным, каноническим определением семиотики является определение ее как «науки о знаках и/или знаковых системах». При более пристальном взгляде возникает вопрос, связанный с тем, кто обосновывает различие между знаками и не-знаками, при этом предполагается, что знаки существуют и мы знаем, что они такое.

Еще Августин осознавал трудность дифференциации вещей (предметов) и знаков. Мы способны познавать предметы и говорить о предметах только с помощью знаков, иначе говоря, заменяя предметы их знаками. Позднее это стало идеей-фикс отца современной семиотики Ч.Пирса, для которого вещи оборачиваются в «вещи в себе», а знаки – в универсальный медиум между человеческим мышлением и миром.

С другой стороны, отмечает автор, что-то, что обычно воспринимается как знак, может в некоторых случаях восприниматься (и использоваться) просто как вещь. Например, можно читать и интерпретировать Библию, рассматривая ее как священный и символический объект, но можно также и нанести кому-либо травму, ударив его Библией по голове. Иногда люди придают вещам специальное значение, трансформируя их в знаки, которые могут быть незначащими для других людей.

Короче говоря, имеется большое число факторов, обусловливающих, где и когда мы рассматриваем или не рассматриваем определенную вещь как знак (и наоборот). Для семиотики же на деле нет проблемы вещей и, соответственно, отношения вещь/знак, хотя это прокламируется как одна из ее фундаментальных проблем. Поскольку семиотика не имеет дела с вне-знаковой реальностью, она не способна разрешить проблему существования или несуществования чего-либо за пределами знаков, или, говоря семиотически, не-знак также мыслится как знак, хотя и в чисто негативном смысле.

Итоговой мыслью автора является мысль о том, что семиотика есть средство рассмотрения чего-либо как знаков и знаковых систем. В качестве своего объекта семиотика берет все, что угодно и, тем самым, она не имеет своего объекта вообще или, по меньшей мере, какого-то собственного специфического объекта.

Вторым типом определения является определение семиотики как приложения лингвистических методов к иным объектам, нежели естественный язык. Это значит, что семиотика выступает как способ рассмотрения любого предмета так, будто бы он построен и функционирует подобно языку. Это «подобие» есть суть метода. Все может быть описано как язык: система родства, карточные игры, жесты, выражение лица, кулинарное искусство, религиозные обряды и ритуалы, поведение насекомых. Семиотика есть перенос метафоры языка на любые не-лингвистические феномены. Одним из базовых принципов подобного семиотического подхода является расширение лингвистических терминов. Таким образом, методом семиотики является рассмотрение чего угодно как метафоры языка или, говоря иными словами, метафорическое описание чего угодно как языка.

Существует достаточно большое количество теорий, подчеркивающих значение языка как существенного измерения человеческого мира. Примером является герменевтика, обычно противопоставляемая семиотике, рассматривающая язык (хотя и не в таком широком и не определенном смысле как семиотика) в качестве «универсального посредника человеческого опыта» (Г.Гадамер). Признание роли символического аппарата в человеческой деятельности является рабочим допущением многих ветвей психологии, социологии, антропологии и т.п. Однако никто не называет эти науки семиотикой, и семиотика явно противопоставляет себя всем им в качестве чего-то абсолютно специального.

Автор предлагает еще одно определение семиотики как науки, институциализированной самими семиотиками. Семиотической ориентацией данной работы является использование конвенциональной семиотической терминологии (знак, код, означивание, семиозис и т.д.) вместе с указанием на другие семиотические работы. Таким образом, данное определение может звучать следующим образом: «семиотика есть, что называется семиотикой теми людьми, которые называют себя семиотиками».

Далее автор предлагает рассмотрение трех семиотических подходов к делу, причем под семиотическим подходом он понимает подход к тексту (а любой предмет с семиотической точки зрения есть текст), который концентрируется на его знаковой природе и пытается объяснить или интерпретировать его как феномен языка. Фактически существует достаточно большое число семиотически ориентированных подходов, различающихся с высказанной выше точки зрения определениями текста и характером его связи со смыслом.

Первый подход может быть назван «имманентизмом». Текст рассматривается как автономное, сложное, высокоорганизованное целое, как квази-пространственная конфигурация, созданная формальными отношениями между элементами различного уровня и порядка. Формальное (то есть структура) есть то, что порождает смысл. Отношения и иерархия элементов и уровней мыслится как нечто имманентное, то есть реальное и существующее до и независимо от любой аналитической процедуры. Аналитик (аудитория) может только обнаружить, открыть то, что содержится в тексте. Такой подход в наиболее явном виде представлен классическим структурализмом. (См., например, идею русских формалистов об автономности литературы или концепцию модели, или имманентного читателя, Эко.)

Структуралистское объяснение текста базируется на следующих допущениях: структуры, лежащие в основе текста, являются бессознательными и объективными; они конституируются различиями и оппозициями; они существуют независимо от наблюдателя; они являются универсальными и действуют как матрицы, обусловливающие возможность дискурсивности, упорядоченности, взаимных корреляций и, следовательно, формирования и функционирования любого культурного феномена; они похожи на язык и, в качестве таковых, могут быть изучены и обнаружены посредством использования методов лингвистики или семиотики как металингвистики.

Второй подход, выделяемый автором, может быть назван «интертекстуализмом». Внимание переносится на совокупность отношений между текстами. Понятие текста универсализируется: более или менее категорически требуется, что весь мир есть текст. Элементы, конституирующие отдельный текст, мыслятся как заимствованные из и указывающие на другие тексты. Это уже не имманентная структура, но референция и цитирование, которые становятся главными объектами интереса и генераторами смысла текста. Анализ направлен не на отношения между элементами внутри текста, но на отношения между элементами и их совокупностями внутри «семиотического универсума», состоящего из всех реальных и потенциальных текстов.

Подобный пан-семиотизм, однако, идет бок о бок с ре-онтологизацией языка, безусловно терпя крах в обращении с проблемой не-знаковой реальности. Логическим следствием этого становится развитие концепции не-референциального знака, то есть знака, который указывает только на другие знаки.

Более того, интертекстуальный анализ размывает границы отдельного текста и растворяет его в безграничной «интертекстуальности». Эта тотальная открытость текста имплицирует его семантическую пустоту, которая может быть наполнена читателем, использующим различные интерпретативные коды, то есть те тексты, посредством которых он читает данный текст. Если таким образом демонтируется критерий верификации, то возникает кризис истины. Результатом кризиса является потеря ориентации, мир-текст теряет (свои определенные) смысл и значение. В отличие от структуралистов, носители такого психотипа описывают их текстуальную практику не в терминах «науки», но, скорее, в терминах игры и избегают власти языка.

Весь «интертекстуализм» основан на концепции культуры как резервуара значений, интерпретируемых в смысле информации, то есть естественно данного знания. Следовательно, процедура нахождения формального лингвистического сходства (цитирования, парафраз и т.п.) позволяет делать заключения относительно сходства или тождества значений сравниваемых текстуальных сегментов. Культура редуцируется к «уже достигнутому (имеющемуся) знанию», части которого мигрируют от одного текста к другому, и это тем самым формирует «жизнь» культуры.

На уровне идеологии «интертекстуализма» становится неуместной проблема понимания текста (то есть реконструкции субъективной ситуации его порождения). И здесь, как и в структуралистском подходе, персональная мысль в тексте рассматривается как невозможная: мысль всегда объективирована в знаках (совершенно в духе концепции Пирса). Право иметь свою собственную мысль оборачивается исключительной привилегией аналитика, который всегда «выше» или «умнее», чем те, чьи тексты он анализирует.

Третий подход касается исследования семиозиса, то есть проблемы возникновения знаковых структур из определенной не-знаковой или до-знаковой реальности. Эта реальность обычно идентифируется с природой (противопоставляемой здесь культуре) и обозначается как «жизнь», «инстинкт», «психе» и т.д.

У М.М. Бахтина культурные действия мыслятся в терминах непрекращающегося взаимодействия, борьбы или диалога культуры и ее другого. Внимание перемещается на границы поля культуры, и эта проблематизация границ характеризует, например, психоаналитический подход. Решающей проблемой данного подхода является континуальное ускользание не-знака, который, будучи пойманным в аналитический каркас, теряет свою тождественность благодаря означению. Таким образом, аналитик имеет дело с вторичными, конвертированными и культурно данными формами вместо того, чтобы иметь дело с «естественными феноменами».

Последующие замечания автора связаны с тем, что он называет философскими основаниями семиотики. Начинает он с утверждения, что исторически семиотика создавалась представителями узкого круга научных дисциплин, прежде всего логики, математики и лингвистики. В качестве общего взгляда на мир отцами семиотики разделялся позитивизм в форме прагматизма, утилитаризма, бихевиоризма и т.д. Автор далее рассматривает базовые характеристики позитивизма, а потом ссылается на Пирса, утверждавшего, что у нас не имеется способностей к интуиции, и все знание приходит из первичного знания, у нас не имеется способности к интроспекции, и мы не можем мыслить без знаков. На этом фундаменте Пирс строит всю свою теорию знаков. Он утверждает, что люди не имеют и не могут иметь непосредственного доступа к реальности. Знаки не что иное как универсальный медиум между человеческим мышлением и миром. Поскольку же знаки есть социальная собственность, именно общество обосновывает их значение. Следовательно, трансцендентальным принципом философии Пирса является не интуиция (даже в смысле Декарта), но общность, и критерием истины – социальный консенсус. Поскольку истина конвенциональна, то задача ученого или философа не в поиске знания реальности такой, как она есть, поскольку такое знание является невозможным, но в прояснении принимаемых относительно нее идей.

Эта последняя идея, вновь открытая логическими позитивистами и получившая новое подкрепление в соссюровской произвольности знака, марксовском понятии ложного сознания и фрейдовской концепции бессознательного, стала рабочим фундаментом и для структурализма, и для семиотики. Возможно, говорит автор, что позитивизм был очень прогрессивным и полезным для развития науки XIX века, но времена изменились, и вместе с ними изменилась наука. Главными чертами новой парадигмы стали транцеденция оппозиций субъект/объект и мышление/материя, принимающая в качестве существенного аспекта универсума сознание-энергию, органический, холистский взгляд на мир, признание ограничений любых рациональных подходов к реальности, принятие интуиции в качестве значимого пути знания, легитимизация мистических и паранормальных восприятий.

Семиотика с ее идеалом научной объективности остается, кажется, в своих исходных (часто имплицитных) предпосылках в каркасе взгляда на мир, характерного для вчерашней науки. Хотя имеются и исключения, в качестве которых автор упоминает интерес позднего Лотмана к предсказуемости и спонтанности в истории и культуре, которые могут рассматриваться как попытка введения фактора сознания в сферу семиотического мышления.

Заканчивается материал разделом, который может быть назван семиотика как состояние мышления. Базовые семиотические понятия не определяются так, как базовые понятия математики. Более того, знак не может рассматриваться как сходное понятие, поскольку он не является элементарным. Это сложное понятие, состоящее по меньшей мере из «имени», «референта» и «отношения» между ними. Однако любое изучение семиотики начинается с объяснения знака как первичного объекта данной науки.

Ю.Шрейдер в одной из своих работ 70-х годов предлагал рассматривать в качестве исходного понятия семиотики не знак, а «знаковую ситуацию». Если семиотика берет все, что угодно, в качестве своего объекта, то первым вопросом должен быть вопрос о том, при каких условиях нечто воспринимается как знак, то есть семиотически. Ситуация, когда нечто воспринимается кем-то как знак, называется знаковой ситуацией. Очевидно, что она имеет место, когда нечто воспринимается в своей двойственности, и в этом случае она характеризует не столько свойства этого «нечто», сколько ментальное состояние воспринимающего «кого-то».

Из этого следует, что семиотика есть не что иное как объективизация, или само-выражение, определенного типа, вида мышления. Это двойственное мышление, или мышление в структуре двойственности. Если мы принимаем, что реальность является самосуществующей, то она просто есть в себе и благодаря себе, то есть за пределами двойственности, тогда семиотика есть создание и апологетическое само-утверждение слепого мышления, отделенного от реальности, не способного увидеть ее такой, какая она есть, без опосредования, то есть мышления в состоянии незнания.

Семиотика, онтологизируя «бинарные оппозиции», может иметь дело только с иллюзорными, или относительно реальными феноменами. Она отрицает, или является слепой к более глубокой, окончательной реальности, реальности, как она есть. Семиотическое мышление, как оно формировалось западной культурой приблизительно последние шесть столетий, беспокоится о том, что реально не является реальным.

26.09.2016, 14003 просмотра.