Основные условия высокого качества и эффективности редактирования

Сопоставьте работу двух редакторов: хорошего и средней руки.

В первом случае поражает точность и тонкость замечаний и исправлений (казалось бы, все в тексте правильно, а редактор видит скрытый изъян, и вы уже удивляетесь тому, как не заметили его сами).

Во втором случае то и дело огорчает правка необязательная, субъективная, не вызванная необходимостью, продиктованная чисто внешними, поверхностными соображениями, или правка преимущественно нормативно-стилистическая.

Один сумел вникнуть в содержание глубоко, другой держится на поверхности. Один если и упускает что-либо, то упущения эти третьестепенной важности, другой если и добивается успеха, то главным образом в устранении распространенных недостатков стиля.

Чем же вызвана большая глубина редакторского анализа в первом случае? Что делает работу первого редактора лучше?

Проще всего сказать: он умнее, у него больше знаний, выше способности. Бесспорно, и ум, и знания, и способности не могут не сказываться на результатах работы, однако в них ли только дело?

Ведь бывает так, что редактор со скромными способностями работает глубже, плодотворнее, чем редактор одаренный. Да и редакторы равных интеллектуальных возможностей, с равным багажом знаний показывают нередко далеко не одинаковые результаты.  

Почему? В чем причина успешности редакторского анализа произведения? Что нужно делать редактору, чтобы достигнуть наибольшей глубины в своей работе? Как научиться не скользить по поверхности текста, а вникать в самое существо редактируемого произведения?

Если исходить из психологических закономерностей, связанных с умственной деятельностью, из сущности, природы редактирования, то глубина редакторского критического анализа произведения определяется:

1. Тем, чем является для редактора критикуемое произведение, какой смысл имеет для него содержание этого произведения. Чем этот смысл для редактора жизненно важнее, чем более содержательны мотивы критики, тем она глубже и действеннее.

2. Активностью умственных действий редактора с текстом, тем, насколько овладел он рациональными приемами, ведущими к глубокому осознанию содержания произведения. Чем активнее умственные действия редактора с текстом, чем более умело пользуется он указанными приемами, тем шире возможности для критики глубокой и плодотворной.

3. Широтой круга специфических навыков критического анализа, которыми овладел редактор. Чем большим числом навыков владеет редактор, тем благоприятнее условия для плодотворной критики.

4. Тем, насколько тщательно изучен и познан редактором будущий читатель произведения. Чем глубже и точнее это знание, тем точнее редакторский анализ — предвидение взаимодействия читателя и текста — и оценка текста.

5. Тем, насколько хорошо знает редактор индивидуальные особенности духовного мира автора. Чем полнее это знание, тем лучше он ориентируется в нюансах общего и частных замыслов автора и видит за строками текста авторский замысел и мотив.

6. Тем, насколько хорошо редактор знает собственный психический склад, свои интеллектуально-эмоциональные особенности. Без этого невозможно отделить субъективнопристрастное в критике от объективно необходимого.

7. Тем, насколько хорошо знает редактор проблемы и проблемные ситуации в той области знаний, к которой произведение относится, и в том виде литературы, к которой произведение принадлежит.

8. Тем, насколько изучена редактором литература, тематически, содержательно предшествующая редактируемому произведению. Чем полнее и глубже эти знания, тем легче редактору определить, что новое вносит анализируемое произведение в литературу. Тем вернее он сможет установить, насколько оно отвечает насущным задачам области знания или отрасли деятельности и развития литературы, насколько отвечает оно интересам и ожиданиям читателя. Тем вернее его представление о предполагаемом воздействии текста на читателя (или их взаимодействии), а значит, и оценка произведения.

Высокие общественные мотивы редакторской деятельности

Глубоко содержательные мотивы редактирования как деятельности — главный фактор редакторского успеха. Он определяется психологическими закономерностями.

Выдающийся отечественный психолог А. Н. Леонтьев в статье «Психологические вопросы сознательности учения» (Известия АПН РСФСР. 1946. Вып. 7) писал:

То... какой смысл имеет для меня сознаваемое, определяется мотивом деятельности, в которую включено данное мое действие.

Это значит применительно к редактированию, что глубина осознания содержания редактируемого произведения зависит от мотива, который к этой деятельности побуждает.

А. Н. Леонтьев приводит пример. Человек читает учебник анатомии. Цель чтения — изучить анатомию. Значение действия (что' дает знание анатомии) тоже понятно. Но психологическая природа данного чтения не будет ясна до тех пор, пока мы не узнаем, что побуждает этого человека учить анатомию, какой смысл ему это делать. Он может изучать анатомию ради своей исследовательской работы, а может это делать потому, что хочет, например, вернуться к профессии врача и ему требуется восстановить свои медицинские знания. Смысл действия будет меняться с изменением мотива — побуждающей силы. Действие остается тем же, но при ином мотиве оно психологически уже иное (иначе протекает, по-иному развивается, ведет к другим объективным следствиям, занимает другое место в жизни личности).

Редактор читает рукопись. Цель его чтения — определить пригодность рукописи к изданию, выяснить ее достоинства и недостатки, чтобы помочь автору улучшить произведение, если оно к изданию пригодно. Но что, какая сила побуждает его это делать?

Если служебная, должностная обязанность, и только, один смысл будет у его чтения и один результат.

Если порожденное всей прошлой жизнью редактора стремление помочь произведением решить те жизненные, производственные, научные, культурные задачи области знаний или отрасли деятельности, другим будет смысл его чтения и другим — результат.

По-настоящему творческим чтение рукописи будет только у редактора с глубокими жизненными мотивами своей деятельности.

Какое место в жизни редактора занимает тема, содержание рукописи, насколько она важна для него, заинтересован ли он лично в наилучшем раскрытии темы или равнодушен к ней,— вот от чего прежде всего зависит глубина редакторского анализа, успешность редактирования.

Такова одна из основных психологических закономерностей редакторской деятельности.

Что же, какие выводы вытекают из этой закономерности для редактора?

А то, что его профессиональные действия, если он хочет добиться подлинного успеха, должны побуждаться глубокими, общественно значимыми мотивами. Мотив формирует смысл, пишет в упомянутой статье А. Н. Леонтьев и приходит к выводу, что с рождением новых мотивов, формирующих новые смыслы, раскрываются новые возможности и в сфере интеллекта:

То, для чего открыто сердце, не может составить тайны и для разума.

Но как этого добиться? Ведь мотивы не могут возникнуть произвольно, по желанию. Одного сознания объективной значимости дела, которым занят редактор, еще недостаточно для того, чтобы у него возникла глубокая, пристрастная заинтересованность в наилучшем воплощении содержания рукописи.

Мотивы возникают не по желанию, не по воле человека, а под влиянием всех условий его жизни. Они развиваются, пишет А.Н.Леонтьев, в результате развития реальных отношений человека к миру, определяемых объективно-историческими условиями его жизни и деятельности.

Поэтому ни один редактор не может рассчитывать на то, что стоит ему захотеть — и появится интерес к предмету рукописи, к ее содержанию, ее целям и задачам.

Для того чтобы возбудить интерес, поясняет А. Н.Леонтьев, нужно не указывать цель, а затем пытаться мотивационно оправдать действие в направлении этой цели, но нужно, наоборот, создать мотив, который побуждал бы к поискам и нахождению цели (чаще всего цепи целей).

Только тогда, когда задачи и интересы той области знаний или отрасли деятельности, которой посвящены редактируемые книги, станут для редактора жизненно важными, станут помыслами его души и сердца, превратятся в главный мотив его редакторских действий, — только тогда можно ожидать необходимой глубины критического анализа произведений.

Редактирование поэтому и должно быть общественной, культурной деятельностью, а профессиональная деятельность редактора — продолжением этой деятельности.

Мыслительная активность редактора и овладение широким кругом навыков редакторского анализа

Редактору, если он хочет глубоко осознать и осмыслить содержание произведения, необходимо активно работать с этим содержанием, а не пассивно воспринимать его. На этом кардинальном положении психологии зиждется методика редакторского чтения.

«Наши факты свидетельствуют,— писал в своем труде «Непроизвольное запоминание» (М., 1961) П. И. Зинченко, подытоживая сотни экспериментов, — о необходимости взаимодействия человека с объектом для его запечатления, запоминания, о недостаточности для этого только воздействия на органы чувств» (с. 157). Или иначе: «...необходимым условием фиксации в мозгу каких-либо объектов является взаимодействие субъекта с ними» (с. 170).

Познавательная деятельность возможна только при организации взаимодействий человека с разными сторонами познаваемого объекта в разных условиях с целью «вычерпывания» из него нового. Это общепризнанное положение современной психологии.

Приемы, ведущие к глубокому пониманию текста, — это средства такой познавательной активности.

Человек, познавая произведение, совмещает приходящие в мозг сигналы (новые сведения) и прошлые знания. Под влиянием новой информации прошлый опыт перестраивается, изменяется, но не сам собой, а только при активном сопоставлении нового с прошлым опытом, при переработке человеком и нового, и прошлого опыта.

Не пассивно воспринимать содержание читаемого произведения, а активно работать с ним, перерабатывать его мысленно — одно из главных правил редакторского изучения произведения.

Замечательно в нескольких словах выразил эту особенность редакторского чтения Г.Д.Гачев. По его мнению, вопрос: Почему не иначе?— чисто редакторский (Гачев Г. Д. Содержательность художественных форм. М., 1968. С. 11). И действительно, такой вопрос не позволяет принимать читаемое на веру, заставляет размышлять над тем, что прочитано. Толкает на сопоставление фактов и положений текста с фактами и положениями действительности, заставляет мысленно активно работать с текстом. Он не дает воспринимать текст пассивно. И потому очень полезен. Как полезны и следующие вопросы, заставляющие манипулировать с содержанием текста, требующие активной работы с ним

О чем говорит фрагмент текста — сверхфразовое единство (т.е. какова тема его) и что именно говорит?

Без мысленных трансформаций текста на эти вопросы не ответишь. В этом их польза для редактора.

Как согласуется содержание текста с тем, что известно из прошлого опыта и накопленных знаний?

К какому классу явлений относится читаемое ?

Как согласуется читаемый текст с предшествующим?

О чем пойдет речь дальше? К чему ведет автор? Какой вывод напрашивается?

Как выглядит объект, описываемый автором? Что извлечет читатель из текста, взявшись читать его с определенной целью? Как повлияет на него? Что в нем изменит ? Приведет ли к желательным результатам ?

Итак, без мыслительной активности редактору никогда не добиться успеха. Это второе условие успеха и эффективности редактирования.

В основе третьего условия лежит психологическая закономерность, суть которой сводится к тому, что предметом наиболее острого, или, как называют психологи, актуального, сознания может стать только тот материал, который выступает объектом, целью действия. Применительно к редактированию это тот материал, на который направлено действие редактора.

Из этого следует, что если редактор хочет, чтобы какой- либо предмет (материал) стал объектом сознания, подконтрольным сознанию, он должен сделать этот предмет объектом своей деятельности, целью своих действий.

П. И. Зинченко, проводя эксперименты, пришел к выводу, что наиболее хорошо запоминается, а значит, отчетливо осознается, отпечатывается в мозгу, тот воспринимаемый человеком материал, который входит в содержание основной цели действия, а не в условия (способ) ее достижения.

Например, ученик решает цифровую задачу. Он действует с цифрами, они объект его воздействия. Но действия с цифрами — лишь способ решения задачи, а не цель, и цифры запоминаются плохо.

Ученик составляет цифровую задачу. Он действует с цифрами, они объект его воздействия. Но операции с цифрами — здесь не способ решения задачи, а цель действия: подобрать цифры под условие задачи и означает составить задачу. Цифры входят в содержание цели действия и запоминаются гораздо лучше.

Когда редактор читает текст рукописи, он тоже решает какую-либо задачу, Например, он хочет удостовериться в точности указанных автором дат. Цель его действия — проверка точности дат. Даты становятся объектом действий редактора, входят в содержание цели действия и хорошо осознаются. Ошибка в дате при этом вряд ли будет допущена. Или, например, редактор читает текст, стремясь удостовериться в правильности логических связей и взаимоотношений в нем. Логические связи — это как раз и есть в данном случае тот материал, который входит в содержание цели действия. Они и будут осознаваться лучше всего.

Между тем текст, т.е. материал, с которым имеет дело редактор, очень сложен по структуре. В нем десятки, если не сотни объектов, которые редактор обязан осознать, чтобы выполнить свое предназначение.

Как же редактору все эти многочисленные объекты сделать непременным предметом своего сознания? Как добиться того, чтобы каждый из них был глубоко осмыслен?

Если исходить из основной психологической закономерности, согласно которой по-настоящему актуально может осознаваться только тот материал, который выступает объектом, целью действия, материал, на который направлено действие редактора, то получается, что надо последовательно делать объектом редакторского аналитического действия все компоненты текста, один за другим и, значит, читать произведение столько раз, сколько в нем объектов анализа. Одновременно направить действие на все объекты как на основную цель невозможно. Если же при чтении объектом действия станет лишь одна сторона (скажем, только языковая форма или только логическая структура текста), то другие окажутся не осознанными и, естественно, критически не осмысленными. Многократное же чтение недопустимо затянуло бы редакционный процесс.

Как же быть? Как за одно или несколько чтений пропустить через контроль сознания, сделать объектом анализа все компоненты произведения? Возможно ли это?

Психология мышления, к счастью, отвечает на этот вопрос положительно.

Оказывается, попадать в сферу сознания и контролироваться им может не только тот объект, то содержание, которое выступает для редактора в качестве непосредственной цели действия, но и одновременно с ним другие объекты.

В уже упоминавшейся статье «Психологические вопросы сознательности учения» А. Н. Леонтьев пишет:

...чтобы то или иное содержание могло быть сознательно контролируемым в условиях, когда актуально сознаваемым является другое содержание, нужно, чтобы оно раньше занимало структурное место непосредственной цели действия (с. 23).

Допустим, что таким содержанием (не актуально сознаваемым) будет для редактора одна из многообразных синтаксических связей в предложении (правильность этих связей должна контролироваться редактором непременно). Например, согласование причастного оборота со словом, от которого он зависит, или подлежащего со сказуемым.

Проконтролировать правильность этих связей в то время, как мозг редактора занят, предположим, проверкой соответствия фактов методологическим требованиям к ним, очень трудно. Тем не менее опытный редактор делает это непроизвольно.

Почему?

Потому что эта операция — контроль за правильностью согласования членов предложения — ранее неоднократно выполнялась опытным редактором специально, была его целенаправленным действием. Эта связь уже была объектом, целью его действия. Теперь же эта операция выполняется подсознательно, так как стала навыком, автоматизированным действием. Для ее выполнения редактору уже не нужно, чтобы данный объект был актуально сознаваемым.

Когда какое-либо действие, как свидетельствует П. И. Зинченко, достигает уровня не только умения, но и навыка, то оно начинает терять характер специально целенаправленного и, что очень важно, не требует для выполнения особой умственной активности. Это позволяет направить умственную активность на другие объекты, а все дей- сгвия-навыки выполнять, пользуясь пассивными умственными усилиями.

О том же писал Иван Петрович Павлов:

Разве это не обычная вещь, что мы, занятые главным образом одним делом, одной мыслью, можем одновременно исполнять другое дело, очень привычное для нас, т.е. работать теми частями полушарий, которые находятся в известной степени торможения... так как пункт полушария, связанный с нашим главным делом, конечно, является тогда сильно возбужденным (Полн. собр. соч. М., 1951. Т. 4. С. 428).

Например, редактор читает текст:

Вокруг хакеров существует множество мифов, самый распространенный из которых рисует их этакими гениями, сидящими где-нибудь в подвале и из идейных соображений взламывающих серверы военных ведомств.

Если малоопытный редактор еще не делал предметом своих целенаправленных действий проверку согласования каждого причастия со словом, от которого оно зависит, то, анализируя, оценивая фактическую правильность содержания фразы, он в ходе этого анализа, увлеченный им, ошибку в согласовании в этой фразе не заметит. Он обратит на нее внимание, если специально станет проверять правильность согласования, т.е. поставит перед собой именно такую конкретную цель.

Другое дело редактор опытный, владеющий таким навыком. Читая каждое причастие, он будет автоматически подставлять вопрос в том падеже, в каком причастие должно стоять — в данном случае вопрос какими? (поскольку гениями): сидящими — какими? — все правильно; взламывающих — какими?— но здесь каких. Значит, неверно: нужно взламывающими. Ошибка замечена и устранена, хотя редактор анализировал фразу по существу содержания. Вполне вероятно, он рассуждал: «Действительно ли это миф и при этом самый распространенный? А может быть, самый распространенный рисует хакеров мошенниками, грабящими банки? Нет, это не миф, а действительность. Миф же, о котором упоминает автор в анализируемой фразе, облагораживает хакеров, делает их сказочными героями, борцами с засильем военных. Так что автор, видимо, прав». Рассуждая так, редактор походя, не затрачивая существенных умственных усилий и времени, благодаря навыку заметил и устранил ошибку в согласовании.

Из рассматриваемой психологической закономерности вытекает одно из важнейших условий редакторского анализа: редактору нужна выработка значительного числа навыков, чтобы суметь в процессе нескольких чтений сделать подконтрольными все компоненты содержания и формы редактируемого произведения. 

Каждый навык можно выработать лишь сознательным целенаправленным действием. Из этого следует, что редактору требуется проделать значительное число упражнений, чтобы разнообразные умения стали навыками. Такие упражнения еще не разработаны, и редакторы лишь в процессе длительной практики, ошибаясь и спотыкаясь, постепенно овладевают разнообразными навыками. Большей частью их формируют допущенные редакторами ошибки. Неприятности, которые, как правило, за этими ошибками следуют, приводят обычно к тому, что все подобные ошибки начинают сами «выпирать» из текста, и редактор уже не может не заметить их. Но, конечно, лучше формировать навыки упражнениями, а не ошибками.

Главная ценность навыков в том, что редактор, который овладел ими, наряду со сложными содержательными задачами без затраты специальных умственных усилий параллельно с первыми будет решать и задачи типовые, избавляя текст от распространенных ошибок.

На базе редакторских навыков, которые рассматриваются в последующих главах книги, вырабатывается такое специфическое редакторское свойство, как критическая настороженность, постоянное ожидание, а в некоторых местах предчувствие ошибки.

Это качество помогает редактору увереннее выполнять действия-навыки, создает атмосферу, в которой эти действия протекают лучше. Не удивительно, что многие редакторы с большим опытом работы даже при обычном чтении замечают всякого рода погрешности.

По сути дела, использование навыков редакторского анализа и оценки текста есть автоматизация части этого процесса, благодаря тому, что опытному редактору хорошо известны типичные (распространенные) отклонения от установленных требований и норм.

Прочие условия эффективности и качества редакторского анализа

Тщательное изучение и знание будущего читателя издания, результатов воздействия на него аналогичных изданий — еще одно важное условие эффективности и качества редакторского анализа, редактирования.

Коль скоро редакторский анализ является мысленным экспериментом, он должен удовлетворять условиям выполнения мысленных экспериментов.

Это означает прежде всего, что подлинный успех в редакторском анализе возможен лишь в том случае, если редактор в состоянии построить модель читателя. А в состоянии сделать это он только тогда, когда располагает объективными данными о читателе. К таким данным можно отнести уровень знаний потенциальным читателем предмета редактируемого произведения, представление о том, что этот читатель ожидает от подобного произведения, что побуждает его браться за чтение этого произведения. Значение могут иметь также знание характера и особенностей той деятельности на настоящем и предвидимом этапах, в которую могут быть включены почерпнутые из этого произведения знания.

Каковы же пути и средства добывания этих знаний?

Применительно к школьным учебникам кое-что на этом пути сделано. Так, Н. А. Менчинская в работе «Психологические требования к учебнику» (см.: Методические, психологические и гигиенические требования к учебнику для средней школы. М., 1955. С. 143—168) предложила применить к изучению читателя школьного учебника научные методы наблюдения, беседы, естественного эксперимента и сформулировала требования к процессу такого изучения.

В случаях, когда потенциальные читатели издания — строго ограниченная группа, доступная изучению, приемы и методы, предлагаемые Н. А. Менчинской, вполне могут быть распространены на их изучение.

Стать на позицию читателя, во всех своих действиях исходить из их интересов и потребностей нельзя, если ограничиваться только изучением читательских откликов на аналогичные издания, их писем, устных отзывов, выступлений на обсуждениях книг и их презентациях. Более или менее точно судить о качестве книги, о том, насколько она удовлетворяет читателей, можно только по таким объективным показателям, как эффективность применения полученных из книги знаний в практической деятельности (у школьников, например, к решению учебных задач).

Н. А. Менчинская предлагает учителям накапливать объективные документы результатов наблюдений (конспекты уроков, указания учителя к самостоятельной проработке учениками материала учебника, записи вопросов учеников по учебным изданиям, ошибки ответов после выполнения домашнего задания, письменные работы учеников). Эти документы помогут оценить качество учебника.

Рекомендуются также беседы с учащимися по специальной методике (вопросы, ответы на которые должны показать, насколько понял ученик причинно-следственные зависимости или насколько ясно он представляет себе внешнюю сторону описаний; задания на сравнение материалов учебника, задачи на проверку их усвоения).

Цель естественного эксперимента — выяснить, что именно является причиной трудности усвоения материала учебника: содержание текста или приемы его изложения. Для такого эксперимента строят серии упражнений с постоянным содержанием текста, но с вариантами его изложения.

Только объединенными усилиями нескольких или многих однотипных издательств можно провести исследования восприятия и понимания читателями выпускаемой ими литературы, степени удовлетворения ею их интересов. Это может дать неоценимое знание читателей и увеличить точность анализа и оценки подготавливаемых к изданию книг.

Эффективность редакторского анализа зависит также от степени знания редактором индивидуальных особенностей духовного мира автора. Такое знание позволяет редактору хорошо ориентироваться в нюансах авторских замыслов, постоянно видеть за строками текста авторский мотив. Это знание дает также возможность правильно строить взаимоотношения с автором, с учетом его психического склада. То, что подходит для одного, недопустимо для другого и может повлечь за собой трудно разрешимый конфликт.

Анализируя произведение, нельзя не считаться с тем, кто его автор, как сказывается на тексте его личность, что в тексте от него, а что привнесено случайно, не органично для его текста, что идет от замысла и мотива автора, а что вросло в произведение помимо них.

Необходимо редактору и знание собственных индивидуальных особенностей. Не может редактор точно и обоснованно критиковать собственные замечания и рассуждения, не зная хорошо себя, свой психический склад. Редактор, который плохо знает свои индивидуальные особенности, не сумеет отделить в своих замечаниях и предложениях автору чисто субъективное от объективно необходимого, будет допускать ошибки.

Так что изучать и знать своего читателя, своего автора и самого себя редактору насущно необходимо ради точности и правильности анализа и оценки подготавливаемого к изданию произведения.

Еще одно условие успеха редакторского анализа — знание редактором тех проблем и проблемных ситуаций, которые создались или могут возникнуть в той области знаний или отрасли деятельности, ради развития и совершенствования которой создается редактируемое произведение, а также знание литературы, тематически и содержательно предшествующей редактируемому произведению.

Без такого знания трудно выявить все устаревшее и новое в тексте, установить уголовно наказуемый плагиат.

Последнее условие эффективности и качества редакторского анализа относится не столько к редактируемому произведению, сколько к произведениям аналогичного содержания и назначения, которые будут подготавливаться к изданию в последующем.

Его суть в желательности обобщать в работе над одним, сегодняшним изданием все принципиально важное для совершенствования целой группы однотипных изданий или произведений одного вида.

Успех в издательском деле лежит и в направляющем влиянии издательств на литературный процесс, на творчество авторов.

Уместно здесь напомнить исполненные глубокого смысла слова С. Я. Маршака, немало потрудившегося на издательской ниве:

Правильно поставленная редакционная работа неминуемо приводит к теоретическим обобщениям.

Редактор, критикуя то произведение, которое он сегодня готовит к изданию, не всегда в состоянии реализовать то, что объективно принесло бы пользу изданию и читателю и даже, может быть, сделало его в чем-то новаторским.

Причины таковы:

1. 1. Автор вправе отклонить предложения редактора, если они не вытекают из договора.
   
   
2. 2. Редактор связан сроками подготовки издания к производству, а существенное совершенствование произведения требует дополнительного времени.
   
   
3. 3. Невозможно не считаться и с устоявшимися традициями. Через некоторое время они могут быть поколеблены, что создаст благоприятные условия для реализации полезных редакторских новаций.
   
   
4. 4. Наконец, не всегда возможности данного автора делают посильной для него реализацию редакторских предложений, но это может быть вполне по силам авторам следующих подобных работ.

Обобщать сегодняшнюю практику важно для того, чтобы выдвинуть перед авторами следующих книг той же группы новые задачи, сформулировать новые требования, сегодня еще не осуществимые, но вполне осуществимые завтра.

Каждое редактируемое произведение в таком случае станет для редактора звеном в цепи предшествующих и последующих изданий одной группы. Ему полезно видеть в сегодняшнем произведении и издании прообраз будущих произведений и изданий, которые лишены еще не преодолимых сегодня слабостей и обогащены новыми качествами, намеченными сегодня. Редактирование и редакторский анализ начинается, таким образом, еще до того, как произведение легло на редакторский стол.