Кто не делится найденным, подобен свету в дупле секвойи (древняя индейская пословица)
Версия для печати
Библиографическая запись:
Наивная лингвистика. Изучение наивных форм знания. Наивное литературоведение. Наивная филология. Место неявного знания в филологическом анализе. — Текст : электронный // Myfilology.ru – информационный филологический ресурс : [сайт]. – URL: https://myfilology.ru//154/naivnaya-lingvistika-izuchenie-naivnyx-form-znaniya-naivnoe-literaturovedenie-naivnaya-filologiya-mesto-neyavnogo-znaniya-v-filologicheskom-analize/ (дата обращения: 25.04.2024)
Наивная лингвистика. Изучение наивных форм знания. Наивное литературоведение. Наивная филология. Место неявного знания в филологическом анализе
Содержание
Наивная лингвистика
Обыденно-практическое знание о языке, об образах языка, запечатленных в нём самом, воспринимается как «естественная (наивная) лингвистика», «народное языкознание», «наивная картина языка», «бытовое», или «обиходное», языкознание.
Под наивной лингвистикой понимают комплекс представлений о языке, обнаруживаемый в самой системе языка и в обыденной или художественной речи его носителей. Наивная лингвистика складывается из мнений и взглядов обычных пользователей языка (не лингвистов) на язык и на языковую деятельность. Это нерефлектирующая рефлексия говорящих, спонтанные представления о языке и речевой деятельности, сложившиеся в обыденном сознании человека и зафиксированные в значении металингвистических терминов, таких как язык, речь, слово, смысл, значение, говорить, молчать и др., — пишет составитель сборника «Язык о языке» [Арутюнова 2000: 7]. Статьи из этого сборника призваны ответить на вопросы: Как представлял себе язык – речь человек, ничего о языке не знавший, но им владевший так, как он владеет рукой или языком-органом? Как представлял себе человек, приобщившийся к грамоте и узнавший о существовании других языков, тот механизм, который регулирует потоки звуков, исходящих из его уст и имеющих своей целью что-то выразить и передать другому человеку? Как воспринимал он сам звуковой поток — расчленено или целостно? Как создавались слова, оставившие позднее ядро лингвистической терминологии, как они осмыслялись и каким целям служили? [Там же: 7].
Мы разделяем такое мнение: «Наивные пользователи имеют — чаще неявно — свои собственные знания о языке, свои представления о том, как он устроен, как устроены чужие языки, как их изучать ему лично и т.п., хотя и не всегда выражают эти знания в виде текстовых построений» [Кашкин 2007э].
У термина «наивная лингвистика» есть несколько синонимических обозначений: «бытовая философия языка» (см.: Каш- кин [2002]), «наивные взгляды на язык», «мифология языка», «наивная металингвистика».
Профессиональные языковеды отмечают научно-исследовательский потенциал наивной лингвистики. Наивная лингвистика фактически содержит в себе «прототеории», прототеоретические построения, отсюда требование к профессиональной подготовке лингвиста: отказ от собственных наивных представлений и знание о наличии подобных представлений у наивных пользователей, потребителей лингвистического знания и клиентов лингвистических технологий. Показателен тезис: «Человек живёт и действует как наивный пользователь языка, даже если становится профессиональным лингвистом» [Там же: 117].
Основные наивные представления о языке сконцентрированы в пословичном фонде этноса. В двух томах «Пословиц русского народа» В.И. Даля, по некоторым подсчётам [Ушакова 2008], насчитывается более 450 паремий, в которых отразились представления русского народа о феномене языка.
В пословицах содержатся констатации о положительных и отрицательных фактах использования языка его носителями: Кто говорит — тот сеет; кто слушает — пожинает; Лучше не договорить, чем переговорить; За твоим языком не успеешь боси-ом; Кто языком штурмует, не много навоюет.
В паремиях отражена вера в силу языка и могущество слова: Язык телу якорь; Язык с богом беседует; Слово не стрела, а пуще стрелы (разит); Язык до Киева доведёт.
Пословицы о языке содержат в себе воспитательный потенциал: Не спеши языком, торопись делом; Горлом не возьмёшь; Горлом изба не строится.
Пословицы предупреждают о вреде злословия и пустословия: От одного слова да навек ссора; Много знай, да мало бай! Много баить не подобает.
Сильна прагматика слова: От приветливых слов язык не отсохнет; Кстати промолчать, что большое слово сказать; Кто говорит что хочет, сам услышит чего и не хочет; Слово не воробей: вылетит — не поймаешь; Говори с другим поменьше, а с собою побольше; Умей вовремя сказать, вовремя смолчать (cм.: [Даль 1984]).
Одной из форм проявления наивной лингвистики является так называемая «народная», или «ложная», этимология — произвольное сближение разных по происхождению слов, когда в звуковой общности слов отыскивается близость смысловая. «— Ох, какая гадость! Недаром слово ужас происходит от ужа. Они у нас тут повсюду, и в саду, и под домом» (И. Бунин. Руся).
К вненаучным формам филологического познания отнесём и оценочные высказывания о науке вообще и филологии в частности. Примером может служить обидный для филологов афоризм В.О. Ключевского: «Чистая филология производит впечатление человека, который, отправившись в путь, второпях забыл, куда и зачем он идёт» [Ключевский 1993: 40]
Обратим внимание ещё на один афоризм-наставление для филологов: «Чем меньше слов, тем больше филологии, потому что любое слово значит не злоупотреблять им» [Ключевский 1993: 91].
К этому ряду отнесем и пассаж из романа В. Набокова «Пнин»: «Пнин-преподаватель даже и не осмеливался хотя бы при близиться к величественным сооружениям современной научной лингвистики, к этому аскетическому братству фонем, к храму, в котором ревностные молодые люди изучают не сам язык, но методы научения других людей способам обучения этому методу, каковой метод, подобно водопаду, плещущему со скалы на скалу, перестает уже быть средой разумного судоходства и, возможно, лишь в некотором баснословном будущем сумеет стать инструментом для разработки эзотерических наречий — Базового Баскского и ему подобных, — на которых будут разговаривать одни только хитроумные машины» [Набоков 1993: 162–163].
Ещё один пассаж, иллюстрирующий феномен вненаучной лингвистики: «Органами, отвечающими зa порождение звуков английской речи являются: гортань, небо, губы, язык (пульчинелла этой труппы) и последняя (по порядку, но не по значению) — нижняя челюсть; на ее-то сверхэнергические и отчасти жевательные движения и полагался главным образом Пнин, переводя на занятиях куски из русской грамматики или какое-нибудь стихотворение Пушкина. Если его русский язык был музыкой, то английский — убийством. Особые затруднения («дзи-ифи-икультси-и» на пниновском английском) были у него связаны со смягчением звуков, ему никак не удавалось устранить дополнительную русскую смазку из t и d, стоящих перед гласными, которые он столь причудливо умягчал. Его взрывное «hat» «I never go in hat even in winter») отличалось oт общеамериканского выговора «hot» (типичного, скажем, для обитателей Вайнделла) лишь большей краткостью и оттого более походило на немецкий глагол «hat» (имеет). Долгие «o» у него неукоснительно становились короткими: «nо» звучало просто по-итальянски, что усиливалось его манерой утраивать это простое отрицание ('May I give you a lift, Mr. Pnin?» — «No-nо-nо, I have only two paces from here»). Он не умел (и не догадывался об этом) хоть как-то произносить долгое «у»: единственное, что он мог смастерить, когда приходилось сказать «noon», это вялую гласную немецкого «nun» («I have no classes in afternun on Tuesday. Today is Tuesday»)» [Набоков 1993: 204].
Изучение наивных форм знания
Закономерно, что вопрос о «естественной (наивной) лингвистике» становится предметом интенсивного научного изучения. Так, в Кемеровском государственном университете была заявлена конференция (25–27 октября 2007 г.), ориентированная на координацию научных исследований в области метаязыкового сознания и наивной лингвистики. На форум был вынесен широкий круг вопросов, касающихся феномена обыденности в языке и лингвистике: соотношения научной и обыденной модели языка, народной философии языка, сфер и границ представлений рядового носителя языка о языковом устройстве, лингвистических рефлексий языковой личности, уровневых сфер наивной лингвистики, метаязыковых аспектов языковой политики, школьного курса русского языка. Каждый из этих вопросов достоин специального рассмотрения.
Естественную (наивную) языковую картину мира, которая отражает знания о мире и о языке усреднённой языковой личности, можно обнаружить на материале, полученном от самих рядовых носителей языка. Имеется в виду массовый ассоциативный эксперимент, суть которого в том, что каждому испытуемому предъявляется анкета, в которой содержится 100 слов-стимулов. На каждое из них респондент должен отреагировать первым пришедшим ему в голову словом и записать его рядом со стимулом. Сумма всех реакций на слово-стимул составляет его ассоциативное поле, а совокупность этих полей — ассоциативно- вербальную сеть, признанную коррелятом языкового сознания среднего носителя языка. Такая сеть представлена в «Ассоциативном тезаурусе современного русского языка [Чулкина 2007].
Круг наивных форм знания о языке можно расширить за счёт литературной критики первой половины XIX в., в которой давалась грамматическая оценка языка русских поэтов: В.А. Жуковского, П.А. Вяземского, А.С. Пушкина. Критики, не будучи профессиональными языковедами, в своих оценках опирались на собственный языковой опыт, а также на первоначальные и неполные сведения о русском языке, вынесенные из школы. Эта непрофессиональная, наивная лингвистика была своеобразной формой филологической деятельности, способствовала развитию у критиков лингвистического чутья, заставляла всматриваться в языковую ткань произведения, учила объективно отмечать достоинства авторов [Серебряная 2011: 3–4].
Наивное литературоведение
Здесь исследуется вопрос о максимально обобщенном, поверхностном представлении усредненной языковой личности о литературоведении, полученном не в результате специального изучения науки о литературе, а в процессе школьного обучения и общего приобщения к культуре. Понятие «наивное литературоведение» отличается от понятий «наивная геометрия», «наивная психология», «наивная этика», «наивная анатомия», «наивная лингвистика» и других, встречающихся в трудах по современной лингвистике, поскольку без обучения в школе литературоведческие понятия и термины едва ли появятся в голове усреднённой личности [Швец 2005].
С помощью «Русского ассоциативного словаря», например, выявляется «литературоведческая часть» филологической составляющей лексикона языковой личности. Отмечена, например, широкая область ассоциаций на слово поэма.
Интересно, что многие филологические термины (текст, предложение, синоним, многозначность, метафора, лексика, лексикон, эвфемизм, риторика, диалект, арго, сленг и др.) активны не только на уровне распределений в языке и речи, но и в суждениях о неязыковой действительности.
Эксперименты показывают, что литературоведческие термины языковой личностью осваиваются по-разному. Одни (гипербола, ода, поэма, сатира, баллада) понимаются правильно, другие (фабула, перифраз, лейтмотив) вызывают затруднения [Козырев, Черняк 2007: 117–124].
Наивная филология
Полагая, что наивная лингвистика и наивное литературоведение представляют собой разные аспекты одного и того же когнитивного феномена, В.А. Козырев и В.Д. Черняк обобщённо называют его филологической составляющей лексикона языковой личности. Кажется правомерным заменить этот пятисловный термин двусловным — наивная филология.
Место неявного знания в филологическом анализе
Со времён выхода в свет книги британского философа М. Полани в структуре научного знания учитывается и такой феномен, как личностное знание [Полани 1985].
Справедливости ради надо заметить, что идею неявного (личностного) знания гораздо раньше обозначил русский учёный С.Ф. Ольденбург: «Всё яснее становится, какое значение имеет для планомерности научной работы изучение истории методов каждой дисциплины, изучать которые надлежащим образом можно лишь, знакомясь с самою интимною стороной работы учёных; так, как нам вполне обнаруживают её и неизданные материалы, и переписка учёного, где он высказывается гораздо свободнее, а часто и определённее, чем в печатных трудах» [Азиатский музей… 1920: 6].
М. Полани различал знания объективные и субъективные. Субъективные знания он назвал личностными, которые, по его мнению, могут быть явными и неявными. Это знание является знанием скрытым, неочевидным, неартикулированным, не выраженным в языке, логически не оформленным, существующим на уровне индивидуального сознания, поскольку оно не может передаваться. Оно предстаёт как неотъемлемая и неповторимая особенность индивидуального знания, как характер и личность человека [Борисенков 2011: 62]. С точки зрения аксиологии, неявное знание зависит от ценностных ориентаций и установок индивида. Оно не является компонентом или результатом бессознательного, поскольку является особым способом существования и результатом деятельности сознания. Неявное знание связано с познавательной деятельностью человека.
Неявное знание формируется в разных областях познания — научной, художественной, религиозной, моральной, философской и идеологической. На неявном уровне эти знания составляют индивидуальный ансамбль, взаимно влияя, обеспечивают эвристику познания. Неявное знание склонны относить к так называемому предпосылочному знанию, благодаря которому происходит реальное развертывание последующих познавательных актов, из которых складывается производное, «апостериорное» знание. Неявное знание способствует возникновению новых тем, гипотез и всего того, с чего и начинается научный поиск. «Молчаливые» компоненты сознания воплощаются в умении экспериментировать, осуществлять диагностику, в мастерстве владения теоретическими методами. Невыразимы практические навыки, которые передаются в непосредственном общении. Отсюда необходимость мастер-классов и феномен обучения народных мастеров, которые вырастают у колена другого мастера. Велика роль неявного знания в анализе и интерпретации явлений, связанных с таким эфемерным феноменом, как смысл, где филолог (да и не только) осознаёт значение и смысл текста без осознания грамматических, синтаксических и других правил его построения, включая и язык.
23.12.2016, 3848 просмотров.