Кто не делится найденным, подобен свету в дупле секвойи (древняя индейская пословица)
Версия для печати
Библиографическая запись:
Сказание о Мамаевом побоище (древнерусский текст). — Текст : электронный // Myfilology.ru – информационный филологический ресурс : [сайт]. – URL: https://myfilology.ru//152/drevnerusskie-teksty/skazanie-o-mamaevom-poboishche-drevnerusskii-tekst/ (дата обращения: 26.04.2024)
Сказание о Мамаевом побоище (древнерусский текст)
Содержание
СКАЗАНИЕ О МАМАЕВОМ ПОБОИЩЕ
Подготовка текста В. П. Бударагина и Л. А. Дмитриева, перевод В. В. Колесова, комментарии Л. А. Дмитриева
НАЧАЛО ПОВеСТИ, КАКО ДАРОВА БОГЪ ПОБеДУ ГОСУДАРЮ ВЕЛИКОМУ КНЯЗЮ ДМИТРЕЮ ИВАНОВИЧУ ЗА ДОНОМЪ НАД ПОГАНЫМ МАМАЕМ, И МОЛЕНИЕМ ПРЕЧИСТЫА БОГОРОДИЦА И РУСЬСКЫХ ЧЮДОТВОРЦЕВЪ ПРАВОСЛАВНОЕ ХРИСТИАНСТВО РУССКУЮ ЗЕМЛЮ БОГЪ ВЪЗВЫСИ, А БЕЗБОЖНЫХ АГАРЯНЪ ПОСРАМИ
Хощу вамъ, братие, брань поведати новыа победы, како случися брань на Дону великому князю Димитрию Ивановичю и всем православным христианом с поганым Мамаемъ и з безбожными агаряны. И възвыси Богъ род христианскый, а поганых уничижи и посрами их суровство, якоже въ прежняя времена Гедеону над мадиамы и преславному Моисию над фараоном. Подобаеть намъ поведати величество и милость Божию, како сътвори Господь волю боящихся его, како пособьствова Господь великому князю Дмитрию Ивановичю и брату его князю Владимеру Андреевичю над безбожными половци и агаряны.
Попущением Божиимъ за грехы наша, от навождениа диаволя въздвижеся князь от въсточныа страны, имянем Мамай, еллинъ сый верою, идоложрецъ и иконоборецъ, злый христьанскый укоритель. И начатъ подстрекати его диаволъ и вниде вь сердце его напасть роду христианскому, и наусти его, како разорити православную веру и оскверънити святыя церкви и всему христианству хощеть покорену от него быти, яко бы ся не славило Господне имя в людех его. Господь же нашь Богъ, царь и творецъ всеа твари, елико хощеть, тъ и творить.
Онъ же безбожный Мамай начатъ хвалитися и поревновавъ второму Иулиану отступнику, царю Батыю, и нача спрашывати старых татаръ како царь Батый пленилъ Русскую землю. И начаша ему сказывати старые татарове, како пленилъ Русскую землю царь Батый, какъ взялъ Киевъ и Владимерь, и всю Русь, словенскую землю, и великого князя Юрья Дмитреевичя убилъ, и многых православных князей избилъ и святыа церкви оскьверни, и многы манастыри и села пожже, и въ Володимере вселенскую церковь златаверхую разграбилъ. Ослеплену же ему умомъ, того бо не разуме, како Господу годе, тако и будеть. Якоже въ оны дни Иерусалимъ плененъ бысть Титомъ римскым и Навходнасором, царемъ вавилонскым за ихъ съгрешениа и маловерие — нъ не до конца прогневается Господь, ни въ векы враждуетъ.
Слышавъ же безбожный Мамай от своих старых татаръ и нача подвиженъ быти и диаволомъ палим непрестанно, ратуа на христианство. И бе в себе нача глаголати къ своим еулпатом и ясаулом, и князем, и воеводам, и всем татаром, яко: «Азъ не хощу тако сътворити, якоже Батый, нъ егда доиду Руси и убию князя их, и которые грады красные довлеють нам, и ту сядем и Русью владеем, тихо и безмятежно пожывемъ». А не ведый того оканный, яко Господня рука высока есть.
И по малех днех перевезеся великую реку Волгу съ всеми силами. И ины же многы орды къ своему великому въинству съвокупи и глагола имъ: «Поидем на Русскую землю и обогатеемъ русскым златом!» Поиде же безбожный на Русь, акы левъ ревый пыхаа, акы неутолимая ехыдна гневом дыша. И доиде же до усть рекы Вороножа и распусти всю силу свою и заповеда всем татаром своимъ яко: «Да не пашете ни единъ васъ хлеба, будите готовы на русскыа хлебы!»
Слышавъ же то князь Олегъ Резанскый, яко Мамай кочуеть на Вороноже, а хощеть ити на Русь, на великого князя Дмитриа Ивановича Московскаго. Скудость же бысть ума въ главе его, посла сына своего к безбожному Мамаю с великою честью и съ многыми дары и писа грамоты своа к нему сице: «Въсточному великому и волному, царемъ царю Мамаю — радоватися! Твой посаженикъ и присяжникъ Олегъ, князь резанскый, много тя молить. Слышах, господине, яко хощеши итти на Русскую землю, на своего служебника князя Димитриа Ивановича Московъскаго, огрозитися ему хощеши. Ныне же, господине всесветлый царю, приспе твое время: злата и сребра и богатьства много наплънися земля Московскаа и всякого узорочиа твоему царству на потребу. А князь Дмитрей Московской человекъ христианъ, егда услышить имя ярости твоеа, то отбежить в далниа отокы своа: любо в Новъгород Великый, или на Белоозеро или на Двину, а многое богатьство московское и злато — все въ твоих руках будеть и твоему въйску в потребу. Меня же раба твоего, Олга Резанскаго, дръжава твоа пощадить, царю. Аз бо ти велми устрашаю Русь и князя Дмитриа. И еще молим тя, царю, оба раби твои, Олегъ Резанскый и Ольгордъ Литовскый, обиду приахом велику от того великого князя Дмитриа Ивановичя, и где будеть о своей обиде твоимъ имянем царьскым погрозим ему, онъ же о том не радить. И еще, господине царю, град мой Коломну за себя заграбилъ. И о томъ о всем, царю, жалобу творимъ тебе».
А другаго же посла своего вестника князь Олегъ Резанскый с своимъ написаниемъ, написание же таково в грамотах: «К великому князю Олгорду Литовьскому — радоватися великою радостию! Ведомо бо, яко издавна еси мыслилъ на великого князя Дмитриа Ивановичя Московскаго, чтобы его згонити с Москвы, а самому владети Москвою. Ныне же, княже, приспе время наше, яко великый царь Мамай грядеть на него и на землю его. Ныне же, княже, мы оба приложимся къ царю Мамаю, вем бо, яко царь дасть тебе град Москву, да и иные грады, которые от твоего княжениа, а мне дасть град Коломну, да Владимерь, да Муромъ, иже от моего княжениа близъ стоять. Азъ же послах своего посла къ царю Мамаю с великою честью и съ многыми дары. Еще же и ты пошли своего посла и каковы имаши дары и ты пошли к нему, и грамоты свои списавъ, елико самъ веси, паче мене разумееши».
Князь же Олгордъ Литовскый, слышавъ то, велми рад бысть за велику похвалу другу своему князю Олгу Резанскому. И посылаеть скоро посла къ царю Мамаю с великыми дары и съ многою тешью царьскою. А пишеть свои грамоты сице: «Въсточному великому царю Мамаю! Князь Олгордъ Литовскый, присяжникъ твой, много тя молить! Слышах, господине, яко хощеши казнити свой улусъ, своего служебника, московскаго князя Дмитриа. И того ради молю тя, волный царю, рабъ твой, яко велику обиду творить князь Дмитрей Московской улуснику твоему князю Ольгу Резанскому, да и мне такоже велику пакость дееть. Господине царю волный Мамаю! Да приидеть дръжава твоего царства ныне до наших местъ, да внидеть, царю, твое смотрение нашеа грубости от московскаго князя Дмитриа Ивановичя».
Помышляше же в себе, глаголющи, Олегъ Резанскый и Олгордъ Литовскый: «Яко егда услышить князь Дмитрей царевъ приход и ярость его и нашу присягу к нему, тъ отбежыть с Москвы въ Великый Новъград или на Белоозеро, или на Двину. А мы сядемъ на Москве и на Коломне. Егда же царь приидеть, и мы его з болшими дары срящем и с великою честию и умолимъ его, и възвратится царь въ свои орды, а мы княжение Московское царевым велениемъ разделим себе, ово к Вилне, ово к Резани, и имать нам дати царь Мамай ярлыкы своа и родомъ нашим по насъ». Не ведаху бо, что помышляюще и что се глаголюще, акы несмыслени младые дети, неведяще Божиа силы и Владычня смотрениа. По истинне бо рече: «Аще кто к Богу веру з добрыми делы и правду въ сердци дръжыт и на Бога упование възлагаеть, и того человека Господь не дасть в поношение врагом быти и в посмех».
А огосударь князь великий Дмитрий Ивановичь смиренъ человекъ и образъ нося смиреномудрия, небесных желаа и чаа от Бога будущих вечных благъ, не ведый того, что на него съвещевають золъ съветъ ближнии его друзи. О таковых бо пророкъ рече: «Не сътвори ближнему своему зла и не рой, ни копай врагу своему ямы. На Бога Творца въскладай. Господь Богъ можеть живити и мертвити».
Приидоша же послы къ царю Мамаю от Олгорда Литовскаго и от Олга Резанскаго и принесоша ему многыа дары и написаныа книгы. Царь же приатъ дары с любовию и книгы, и розслушавъ в грамотах, и пословъ чествовавъ отпусти, и написа отписание сицева: «Олгорду Литовскому и Ольгу Резанскому. На дарех ваших и за хвалу вашу, что приписастеся ко мне, елико хощете от мене вотчины русскые темъ отдарю вас. А вы ко мне присягу имейте и сретите мене, елико где успеете, и одолейте своего недруга. Мне убо ваша помощь не добре удобна: нъ аще бых азъ ныне хотелъ своею силою великою и азъ бы древний Иерусалимъ пленилъ, якоже и халдеи. Нъ ныне чести вашей хощу, моимъ имянем царьскым и грозою, а вашею присягою и рукою вашею распуженъ будеть князь Дмитрей Московскый, и огрозится имя ваше въ странах ваших моею грозою. Мне убо царю достоить победити царя, подобна себе, то мне подобаеть и довлееть царьскаа чесьть получити. А вы ныне пойдите от меня и рците князем своим глаголы моя».
Послы же възъвратившеся от царя къ своим княземъ и сказаша имъ, яко: «Царь Мамай здравить и велми вамъ за хвалу вашу великую, добръ глаголъ глаголеть». Они же скудни умом възрадовашася о суетнем привете безбожнаго царя, а не ведуще того, яко Богъ даеть власть, емуже хощеть. Ныне же едина вера, едино крещение, а къ безбожному приложишяся вкупе гонити православную веру Христову. О таковых бо пророкъ рече: «Поистине сами отсекошяся своеа добрыа масличны и присадишяся к дивии масличне».
Князь же Олегъ Резанскый начатъ поспешывати, слати к Мамаеви послы и рече: «Подвизайся, царю, скорее к Руси». Глаголет бо премудрость: «Путь нечестивых не спешится, нъ събирают себе досажениа и поносъ». Ныне же сего Олга оканнаго новаго Святоплъка нареку.
Слышавъ же то князь великий Дмитрей Ивановичь, яко грядеть на него безбожный царь Мамай и съ многыми ордами и съ всеми силами, неуклонно яряся на христианство и на Христову веру и ревнуя безглавному Батыю, князь же великий Дмитрий Ивановичь велми опечалися о безбожных нахождении. И ставъ пред святою иконою Господня образа, яже въ зглавии его стояще, и пад на колену свою, нача молитися и рече: «Господи! Азъ, грешный, смею ли молитися тебе, смиреный рабъ твойе то к кому простру уныние моее нъ на тебя надеюся, Господи, и възвергу печаль мою. И ты, Господи, Царю, Владыко, Светодателю, не сътвори нам, Господи, якоже отцемъ нашимъ, иже наведе на них и на грады их злаго Батыа, и еще бо, Господи, тому страху и трепету в нас суще велику. И ныне, Господи, Царю, Владыко, не до конца прогневайся на нас, вем бо, Господи, яко мене ради, грешнаго, хощеши всю землю нашу погубити; аз бо съгреших пред тобою паче всех человекъ. Сътвори ми, Господи, слез моих ради, яко Иезекию, и укроти, Господи, сердце свирепому сему зверю!» Въсклонся и рече: «На Господа уповах — и не изнемогу». И посла по брата своего по князя Владимера Андреевичя в Боровескъ, и по все князи русские скорые гонци розославъ, и по вся воеводы местныа, и по дети боярскые, и по все служылые люди. И повеле имъ скоро быти у себя на Москве.
Князь же Владимеръ Андреевичь прииде вборзе к Москве и вси князи и воеводы. Князь же великий Дмитрей Ивановичь, поимъ брата своего князя Владимера Андреевичя, прииде къ преосвященному митрополиту Киприану и рече ему: «Веси ли, отче нашь, ныне настоащую сию беду великую, яко безбожный царь Мамай грядеть на нас, неуклонным образом ярость носяе» Митрополитъ же рече великому князю: «Повежь ми, господине, чимъ еси пред нимъ не исправилъсяе» Князь же великый рече: «Испытахомся, отче, повелику, яко все по отець наших преданию, еще же нъипаче въздахом ему». Митрополитъ же рече: «Видиши ли, господине, попущениемъ Божимъ, наших ради съгрешений идеть пленити землю нашу, нъ вамъ подобаеть, князем православным, тех нечестивых дарми утолити четверицею сугубь. Аще того ради не смерится, ино Господь его смирить, того ради Господь гръдым противится, а смиренным благодать дает. Тако же случися иногда Великому Василию в Кесарии: егда злый отступникъ Иулианъ, идый в пръсы, и хоте разорити град его Кесарию, Василий же Великий помолися съ всеми христианы Господу Богу и събра много злата и посла к нему, дабы его пресъступника утолити. Онъ же оканный паче възярися, и Господь посла на него въина своего Меркуриа погубити его. И невидимо пронзенъ бысть в сердце нечестивый, жывотъ свой зле сконча. Ты же, господине, възми злато, елико имаши, и пошли противу его и паче исправися пред нимъ».
Князь же великий Дмитрей Ивановичь избраннаго своего юношу, доволна суща разумом и смыслом, имянем Захарию Тютьшова и дасть ему два толмача, умеюща языкъ половетцьскый, и посылаеть с ним много злата к нечестивому царю Мамаю. Захариа же, доиде земли Резанской и слышавъ яко Олегъ Резаньскый и Олгордъ Литовскый приложылися поганому царю Мамаю, пославъ скоро вестника тайно к великому князю.
Князь же великий Дмитрей Ивановичь, слышавъ ту весть, нача сердцемъ болети и наплънися ярости и горести, и нача молитися: «Господи Боже мой, на тя надеюся, правду любящаго. Аще ми врагь пакости дееть, то подобаеть ми тръпети, яко искони есть ненавистникъ и врагъ роду христианскому; си же мои друзи искрньнии тако умыслиша на мя. Суди, Господи, между ими и мною, аз бо имъ ни единого зла не сътворих, разве даровъ и чьсти от них приимах, а имъ противу тако же даровах. Нъ суди, Господи, по правде моей, да скончается злоба грешных».
И поимъ брата своего, князя Владимера Андреевича, и поиде второе къ преосвященному митрополиту и поведаа ему, како Олгордъ Литовскый и Олегъ Резанскый съвокупилися с Мамаем на ны. Преосвященный же митрополитъ рече: «Самъ пакы, господине, кою обиду сътворъ еси имае» — Князь же великий прослезися и рече: «Аще есми пред Богомъ грешенъ или человекы, а пред ними есми ни единыа черты не преступих по отецъ своих закону. Веси бо, отче, и самъ, яко доволенъ есьми своими отокы, а имъ никою обиду не сътворих и не вем, что ради умножышяся на мя стужающеи ми». Преосвященный же митрополитъ рече: «Сыну мой, господине князь великий, просвети си веселиемъ очи сердца: законъ Божий чтеши и твориши правду, яко праведенъ Господь и правду възлюби. Ныне же обыдоша тя, яко пси мнози, суетно и тщетно поучаются, ты же имянем Господнимъ противися имъ. Господь правдивъ и будеть ти въ правду помощникъ. А от всевидящего ока Владычня где можеть избыти от крепкыа рукы егое»
Князь же великий Дмитрей Ивановичь з братом своимъ съ князем Владимером Андреевичем и съ всеми русскыми князи и воеводами здумаша, яко сторожу тверду уготовити в поле. И посла на сторожу изъбранных своих крепкых оружникъ: Родиона Ржевъскаго, Аньдреа Волосатаго, Василиа Тупика, Якова Ослябятова и иных с ними крепкых юношъ. И повеле имъ на Тихой Сосне сторожу деати съ всякым усердиемъ и под Орду ехати и языкъ добыти, истину слышати царева хотениа.
А самъ князь великий по всей Русской земли скорые гонци розославъ с своими грамотами по всем градомъ: «Да вси готови будете на мою службу, на брань з безбожными половци агаряны. Съвокуплени вси на Коломне, на Мясопусть святыа Богородица».
И ти же сторожы замедлиша в поле, князь же великий вторую сторожу посла: Климента Полянина, Ивана Святослава Свесланина, Григориа Судокова и иных с ними, — заповеда имъ въскоре възвратитися. Они же стретоша Василиа Тупика: ведеть языкъ к великому князю, языкъ же царева двора, сановитых мужь. А поведаеть великому князю, что неуклонно Мамай грядеть на Русь и како обослалися и съвокупилися с ним Олегъ Резанскый и Олгордъ Литовьскый. Не спешить бо царь того ради итти — осени ожыдаетъ.
Слышавъ же князь великий от языка такову изложеную мысль и таково въстание безбожнаго царя, нача утешатися о Бозе и укрепляше брата своего князя Владимера и вси князи русские и рече: «Братие князи русские, гнездо есмя князя Владимера Святославича Киевъского, емуже откры Господь познати православную веру, якоже оному Еустафию Плакиде, иже просвети всю землю Русскую святым крещением, изведе нас от страстей еллиньскыхъ и заповеда нам ту же веру святую крепко дръжати и хранити и поборати по ней. Аще кто еа ради постражеть, то въ оном веце съ святыми пръвомучившимися по вере Христове причтенъ будеть. Азъ же, братие, за веру Христову хощу пострадати даже и до смерти». Они же ему реша вси купно, аки единеми усты: «Въистинну еси, государь, съвръшилъ законъ Божий и исплънилъ еси евангельскую заповедь, рече бо Господь: “Аще кто постражеть имени моего ради, то въ будущий векъ сторицею въсприметь жывотъ вечный”. И мы, государь, днесь готови есмя умерети с тобою и главы своя положыти за святую веру христианскую и за твою великую обиду».
Князь же великий Дмитрей Ивановичь, слышавъ то от брата своего князя Владимера Андреевича и от всех князей русскых, яко дръзають по вере поборати, и повеле всему въинству своему быти на Коломне на Успение святыа Богородица, яко: «Да переберу плъкы и коемуждо плъку въеводу учиню». И все множество людей, яко едиными усты реша: «Дай же нам, Господи, течение се съвръшити, имени твоего ради святого».
И приидоша к нему князи белоозерскыа, подобни суще к боеви и велми учреждено въинство их: князь Феодоръ Семеновичь, князь Семенъ Михайловичъ, князь Андрей Кемъскый, князь Глебъ Каргополской, и андомскыа князи; приидоша же ярославскыа князи с своими силами: князь Андрей Ярославскый, князь Романъ Прозоровскый, князь Левъ Курбьскый, князь Дмитрей Ростовскый, и иныа убо многые князи.
То уже, братие, стукъ стучить и аки гром гремить въ славнем граде Москве, то идеть силнаа рать великого князя Дмитрея Ивановича, а гремять русские сынове своими злачеными доспехы.
Князь же великий Дмитрий Ивановичь поимъ с собою брата своего, князя Владимера Андреевича, и вся князи русские, и поеде к Жывоначалной Троици на поклонъ къ отцу своему, преподобному старцу Сергию, благословениа получити от святыа тоа обители. И моли его преподобный игуменъ Сергий, дабы слушалъ святую литоргию, бе бо тогда день въскресный и память святых мученикъ Флора и Лавра. По отпусте же литургии, моли его святый Сергий съ всею братьею, великого князя, дабы вкусилъ хлеба в дому Жывоначалныа Троица, въ обители его. Великому же князю нужно есть, яко приидоша к нему вестницы, яко уже приближаются погании половци, моляше преподобнаго, дабы его отпустилъ. И рече ему преподобный старець: «Се ти замедление сугубо ти поспешение бýдеть. Не уже бо ти, господине, еще венецъ сиа победы носити, нъ по минувших летех, а иным убо многым ныне венци плетутся». Князь же великий вкуси хлеба ихъ, игуменъ же Сергий в то время повеле воду освящати с мощей святых мученикъ Флора и Лавра. Князь же великий скоро от трапезы въстаеть, преподобный же Сергий окропи его священною водою и все христолюбивое его въинство и дасть великому князю крестъ Христовъ — знамение на челе. И рече: «Пойди, господине, на поганыа половци, призывая Бога, и Господь Богъ будеть ти помощникъ и заступникъ». И рече ему тайно: «Имаши, господине, победити супостаты своя, елико довлееть твоему государьству». Князь же великий рече: «Дай ми, отче, два въина от своего плъку — Пересвета Александра и брата его Андреа Ослябу, тъ ты и самъ с нами пособьствуеши». Старецъ же преподобный повеле има скоро уготовитися с великим княземъ, бе бо ведоми суть ратници въ бранех, не единому сту наездници. Они же скоро послушание сътвориша преподобному старцу и не отвръгошася повелениа его. И дасть имъ в тленных место оружие нетленное — крестъ Христовъ нашытъ на скымах, и повеле им вместо в шоломовъ золоченых възлагати на себя. И дасть их в руце великому князю и рече: «Се ти мои оружници, а твои изволници», и рече имъ: «Миръ вам, братие моя, крепко постражите, яко добрии въини по вере Христове и по всем православном христианстве с погаными половци!» И дасть Христово знамение всему въинству великого князя, миръ и благословение.
Князь же великий обвеселися сердцемъ и не поведаеть никому же, еже рече ему преподобный Сергий. И поиде къ славному своему граду Москве, радуася, аки съкровище некрадомо обрете, благословение святаго старца. И приехавъ на Москву, поиде з братом своим, съ княземъ Владимеромъ Андреевичемъ, къ преосвященному митрополиту Киприану и поведаеть единому митрополиту, еже рече ему старець святый Сергий тайно и како благословение дасть ему и всему его православному въйску. Архъепископъ же повеле сия словеса хранити, не поведати никомуже.
Приспевшу же дни четвертку августа 27, на память святого отца Пимина Отходника, в той день въсхоте князь великий изыти противу безбожных татаръ. И поимъ с собою брата своего князя Владимера Андреевича, и ста в церкви святыа Богородица пред образом Господнимъ, пригнувъ руце к персем своим, источникъ слезъ проливающи, моляся, и рече: «Господи Боже нашъ, Владыко страшный и крепкый, въистинну ты еси царь славы, помилуй нас, грешных, егда унываем, к тебе единому прибегаемъ, нашему спасителю и благодателю, твоею бо рукою създани есмы. Но вем, Господи, яко съгрешениа моя превзыдоша главу мою, и ныне не остави нас, грешных, ни отступи от нас. Суди, Господи, обидящим мя и възбрани борющимся съ мною, приими, Господи, оружие и щитъ и стани в помощь мне. Дай же ми, Господи, победу на противныа врагы, да и ти познають славу твою». И пакы приступи къ чюдотворному образу Госпожы Царици, юже Лука евангелистъ, жывъ сый написа, и рече: «О чюдотворнаа Госпоже Царице, всеа твари человечьская заступница, тобою бо познахом истиннаго Бога нашего, въплощьшагося и рождьшагося от тебе. Не дай же, Госпоже, в разорение градовъ наших поганым половцем, да не оскьвернять святых твоих церквей и веры христианскыа. Умоли, Госпоже Царице, сына своего Христа, Бога нашего, тъй смирить сердце врагомъ нашим да не будеть рука высока. И ты, Госпоже пресвятаа Богородице, пошли нам свою помощь и нетленною своею ризою покрый насъ, да не страшливи будем к ранамъ, на тя бо надеемся, яко твои есмя раби. Вем бо, Госпоже, аще хощеши и можеши нам помощи на противныа сиа врагы, поганыа половци, иже не призывають твоего имени, мы же, Госпоже пречистаа Богородице, на тебя надеемся и на твою помощь. Ныне подвизаемся противу безбожных печенегъ, поганых татаръ, да умоленъ будеть тобою сынъ твой, Богъ нашъ». И пакы прииде къ гробу блаженнаго чюдотворца Петра митрополита, любезно к нему припадаа, и рече: «О чюдотворный святителю Петре, по милости Божии непрестанно чюдодействуеши. И ныне приспе ти время за ны молитися къ общему владыце всех, царю, милостивому Спасу. Ныне убо на мя оплъчишася супостати погании и на град твой Москву крепко въоружаются. Тебе бо Господь прояви последнему роду нашему и вжеглъ тебе намъ, светлую свещу, и посъстави на свещнице высоце светити всей земли Русской. И тебе ныне подобаеть о нас, грешных, молитися, да не приидеть на нас рука смертнаа и рука грешнича да не погубить нас. Ты бо еси стражь нашь крепкый от супротивных нападений, яко твоа есмы паствина». И скончавъ молитву, поклонися преосвященному митрополиту Киприану, архиепикопъ же благослови его и отпусти поити противу поганых татаръ и дасть ему Христово знамение — крестъ на челе и посла богосвященный съборъ свой съ кресты и съ святыми иконами и съ священною водою въ Фроловъскыа врата, и в Никольскые, и в Констяньтино-Еленскыа, да всякъ въинъ благословенъ изыдеть и священною водою кропленъ.
Князь же великий Дмитрей Ивановичь з братом своим, съ князем Владимером Андреевичем пойде въ церковь небеснаго въеводы архистратига Михаила и бьеть челом святому образу его, и потом приступи къ гробом православных князей прародителей своих, и тако слезно рекуще: «Истиннии хранители, русскыа князи, православныа веры христианскыа поборьници, родителие наши! Аще имате дръзновение у Христа, то ныне помолитеся о нашем унынии, яко велико въстание ныне приключися нам, чадом вашим, и ныне подвизайтеся с нами». И се рекъ, изыде исъ церкви.
Княгини же великая Еовдокея, и княгини Владимерова Мариа, и иных православъных князей княгини, и многыа жены воеводскыа, и боярыни московьскыа, и служниа жены ту стояще, проводы деющи, въ слезах и въсклицании сердечнем не могуще ни слова изрещи, отдавающе последнее целование. И прочаа княгини и боярыни, и служние жены тако же отдаша своим мужем конечное целование и възвратишася с великою княгинею. Князь же великий, самъ мало ся удръжа от слезъ, не дав ся прослезити народа ради, а сердцемъ своимъ велми слезяше, и утешаа свою княгиню, и рече: «Жено, аще Богъ по нас, то кто на ны!»
И възыде на избранный свой конь, и вси князи и воеводы вседоша на коня своа.
Солнце ему на въстоце ясно сиаеть, путь ему поведаеть. Уже бо тогда аки соколи урвашася от златых колодиць ис камена града Москвы и възлетеша под синиа небеса и възгремеша своими златыми колоколы, и хотять ударитися на многыа стада лебедины и гусины; то, брате, не соколи вылетели ис каменна града Москвы, то выехали русскыа удалци съ своимъ государемъ, с великимъ княземъ Дмитреем Ивановичем, а хотять наехати на великую силу татарскую.
Князи же белоозерьскые особь своим плъком выехали; урядно убо видети въйско их.
Князь же великий отпусти брата своего, князя Владимера, на Брашеву дорогою, а белозерьскые князи — Болвановъскою дорогою, а самъ князь великий пойде на Котелъ дорогою. Напреди же ему солнце добре сиаеть, а по нем кроткый ветрецъ вееть. Того бо ради разлучися князь великий з братом своим, яко не вместитися имъ единою дорогою.
Княгини же великаа Еовдокиа с своею снохою, княгинею Володимеровою Мариею, и с воеводскыми женами и з боярынями взыде въ златоверхый свой теремъ в набережный и сяде на урундуце под стеколчяты окны. Уже бо конечьное зрение зрить на великого князя, слезы льющи, аки речьную быстрину. С великою печалию приложывъ руце свои къ персем своим и рече: «Господи Боже мой, вышний творецъ, призри на мое смирение, сподоби мя, Господи, еще видети моего государя, славнаго въ человецех великого князя Дмитриа Ивановичя. Дай же ему, Господи, помощь от своеа крепкыя рукы победити противныа ему поганыа половци. И не сътвори, Господи, якоже преже сего за мало летъ велика брань была русскым князем на Калках, с погаными половци съ агаряны; и ныне избави, Господи, от такиа беды и спаси ихъ, и помилуй! Не дай же, Господи, погыбнути оставъшему христианству, да славится имя твое святое в Русьстей земли. От тоа бо галадцкыа беды и великого побоища татарскаго и ныне еще Русскаа земля уныла и не имать уже надежи ни на кого, токмо на тебя, всемилостиваго Бога, можеши бо жывити и мертвити. Аз бо, грешная, имею ныне двеи отрасли, еще млады суще, князи Василиа и князя Юриа. Егда поразить их ясное солнце съ юга или ветръ повееть противу запада — обоего не могуть еще тръпети. Азъ же тогда грешнаа, что сътворюе Нъ възврати имъ, Господи, отца ихъ, великого князя, поздорову, ть и земля их спасется, а они въ векы царствують».
Князъ же великий поиде, поимъ с собою мужей нарочитых, московскых гостей сурожанъ десяти человекъ видениа ради, аще что Богъ ему случить, и они имуть поведати в далних землях, яко гости хозяеве, быша: 1. Василиа Капицу, 2. Сидора Олферьева, 3. Констянтина Петунова, 4. Козму Коврю, 5. Семена Онтонова, 6. Михаила Саларева, 7. Тимофея Весякова, 8. Димитриа Чернаго, 9. Дементиа Саларева, 10. Ивана Шиха.
И подвигошяся князь великий Дмитрий Иванович по велицей шыроце дорозе, а по немъ грядуть русские сынове успешно, яко медвяныа чяши пити и сьтеблиа виннаго ясти, хотять себе чьсти добыти и славнаго имени: уже бо, братие, стукъ стучить и громъ гремить по ранней зоре, князь Владимеръ Андреевичь Москву-реку перевозится на красном перевозе в Боровъсце.
Князь же великий прииде на Коломну в суботу, на память святого отца Моисиа Мурина. Ту же быша мнози воеводы и ратници и стретоша его на речке на Северке. Архиепискупъ же Геронтей коломеньскый срете великого князя въ вратех градных съ жывоносными кресты и съ святыми иконами съ всем съборомъ и осени его жывоносным крестомъ и молитву сътвори «Спаси, Боже, люди своя».
На утрие же князь великий повеле выехати всем воемъ на поле к Дивичю.
Въ святую же неделю по заутрении начаша многых трубъ ратных гласы гласити, и арганы многы бити, и стязи ревуть наволочены у саду Панфилова.
Сынове же русскыа наступиша на великиа поля коломеньскыа, яко не мощно вместитися от великого въинства, и невместъно бе никомуже очи перезрети рати великого князя. Князь же великий, выехавъ на высоко место з братом своимъ, с княземъ Владимеромъ Андреевичем, видяще множество много людий урядных, и възрадовашяся и урядиша коемуждо плъку въеводу. Себе же князь великий взя в полкъ белозерскые князи, а правую руку уряди себе брата своего, князя Владимера, дасть ему в полкъ ярославскые князи, а левую руку себе сътвори князя Глеба Бряньского. Передовой же плъкъ — Дмитрей Всеволож, да братъ его Владимеръ Всеволожъ, с коломничи — въевода Микула Васильевичь, владимерскый же воевода и юрьевскый — Тимофей Волуевичь, костромскый же воевода — Иванъ Квашня Родивоновичь, переславскый же въевода — Андрей Серкизовичь. А у князя Владимера Андреевичя въеводы: Данило Белеутъ, Констянтинъ Конановъ, князь Феодоръ Елетьцскый, князь Юрьи Мещерскый, князь Андрей Муромскый.
Князь же великий, урядивъ плъкы, и повеле имъ Оку-реку возитися и заповеда коемуждо плъку и въеводамъ: «Да аще кто поидеть по Резанской земли, то же не коснися ни единому власу!» И вземъ благословение князь великий от архиепископа коломенского, и перевезеся реку Оку съ всеми силами и отпусти в поле третью сторожу, избранных своих витязей, яко да купно видятся съ стражми татарьскыми в поле: Семена Мелика, Игнатьа Креня, Фому Тынину, Петра Горьскаго, Карпа Олексина, Петрушу Чюрикова и иных многых с ними ведомцовъ поляницъ.
Рече же князь великий брату своему князю Владимеру: «Поспешим, брате, противъ безбожных половцовъ, поганых татаръ и не утолимъ лица своего от безстудиа ихъ; аще, брате, и смерть нам приключится, то не проста, ни безума нам сия смерть, нъ жывотъ вечный». А самъ государь князь великий, путем едучи, призываше сродникы своа на помощь — святыхъ страстотръпецъ Бориса и Глеба.
Слышавъ же то князь Олегъ Резаньскый, яко князь великий съвъкупися съ многыми силами и грядеть въ стретение безбожному царю Мамаю, и наипаче же въоруженъ твръдо своею верою, еже къ Богу Вседръжителю вышнему творцу всю надежу възлагаа. И нача блюстися Олегъ Резаньскый и с места на место преходити съ единомысленики своими, и глаголя: «Аще бы нам мощно послати весть къ многоразумному Олгорду Литовъскому противу такова приключника, како иметь мыслити, но застали нам путь. Азъ чаях по преднему, яко не подобаеть русскым князем противу въсточнаго царя стояти, и ныне убо что разумеюе Откуду убо ему помощь сиа прииде, яко противу трех насъ въоружисяе»
Глаголаша ему бояре его: «Намъ, княже, поведали от Москвы за 15 дний, мы же устыдехомся тебе сказати: како же в вотчине его есть, близ Москвы, жыветь калугеръ, Сергиемъ зовуть, велми прозорливъ. Тъй паче въоружи его и от своих калугеръ далъ ему пособники». Слышавъ же то, князь Олегъ Резанскый начатъ боятися и на бояре свои нача опалатися и яритися: «Почто ми не поведали преже сегое Тъ азъ бых послалъ и умолилъ нечестиваго царя, да ничтоже бы зло сътворилося! Горе мне, яко изгубих си умъ, не азъ бо единъ оскудех умом, нъ и паче мене разумнее Олгордъ Литовскый: нъ обаче онъ почитаеть законъ латыньскый Петра Гугниваго, аз же, окаанный, разумех истинный законъ Божий! Нъ что ради поплъзохсяе И збудется на мне реченное Господомъ: “Аще рабъ, ведаа законъ господина своего, преступить, бьенъ будеть много”. Ныне убо что сътворихе Ведый законъ Бога, сътворителя небу и земли, и всея твари, а приложихся ныне къ нечестивому царю, хотящу попрати законъ Божий! Ныне убо, которому моему худу разумению вдах себее Аще бы ныне великому князю помоглъ, тъ отнудь не прииметь мя — весть бо измену мою. Аще ли приложуся к нечестивому царю, тъ поистинне яко древний гонитель на Христову веру, тъ пожреть мя земля жыва, аки Святоплъка: не токмо княжениа лишенъ буду, нъ и жывота гоньзну и преданъ буду въ гену огненую мучитися. Аще бо Господь по них, никто же на них. Еще же молитва выину о нем прозорливаго оного мниха! Аще ли ни единому помощи не сътворю, тъ въ прокъ от обоих како могу прожытие И ныне азъ то мыслю: которому ихъ Господь поможеть, тому и азъ приложуся!»
Князь же Олгордъ Литовьскый, по предреченному съвету," съвокупи литвы много и варягъ, и жемоти и поиде на помощь Мамаю. И прииде къ граду Одоеву,  и слышав, яко князь великий съвокупи многое множество въинства, всю русь и словены, и пошолъ к Дону противу царя Мамаа, и слышавъ, яко Олегъ убоася, &mdash и пребысть ту оттоле неподвижным, и начя разумети суетныа свои помыслы, бе съвокупление свое съ Олгомъ Резаньскым разномысляще, нача рватися и сердитися, глаголя: « Елико человеку не достанеть своеа мудрости, тъй всуе чюжую мудрость требуеть: николи же бо Литва от Резани учима была! Ныне же изведе мя ума Олегъ, а сам паче погыблъ. Ныне же убо пребуду зде, дондеже услышу московъскаго победу» .
По малехъ же днех снидошася оба брата желанно съ всеми силами, к Севере, и увидевъше, възрадовашяся якоже иногда Иосифъ съ Веньямином,  видевши у себе множество людей, усердно бо и урядно нарочитии ратници. И приспеша борзо на Донъ, и наехаша великого князя Дмитреа Ивановичя Московьскаго еще объ сю страну Дону, на месте рекомое Березуй,  и ту съвокупишяся.
Си же пакы оставим, на пръвое възвратимся.
Князь же великий повеле въиньству всему Донъ возитися.
А в то время вестници ускоряють, яко погании приближаются татарове. Мнози же сынове русскые възрадовашяся радостию великою, зряще своего желаемаго подвига, егоже еще на Руси въжделеша.
За многы же дни мнози влъци притекоша на место то, выюще грозно, непрестанно по вся нощи, слышати гроза велика. Храбрым людем в плъкех сердце укрепляется, а иныя же людие в плъкох, ту слышавъ грозу, паче укротеша: зане же мнози рати необычно събрашася, не умлъкающи глаголють, галици же своею речию говорять, орли же мнози от усть Дону слетошася, по аеру летаючи клекчють, и мнози зверие грозно выють, ждуще того дни грознаго, Богом изволенаго, въ нь же имать пасти трупа человечя, таково кровопролитие, акы вода морскаа. От таковаго бо страха и грозы великыа древа прекланяются и трава посьстилается.
Мнози людие от обоих унывають, видяще убо пред очима смерть.
Начаша же погании половци съ многым студом омрачатися о погибели жывота своего, понеже убо умре нечестивый, и погыбе память их с шумом. А правовернии же человеци паче процьветоша радующеся, чающе съвръшенаго оного обетованиа, прекрасных венцовъ, о нихъ же поведа великому князю преподобный игуменъ Сергий.
Семенъ же Меликъ поведаа великому князю, яко: « Уже Мамай царь на Гусинъ брод прииде, и едину нощъ имеем межу собою, на утрие бо имать прийти на Непрядву. Тебе же, государю великому князю, подобает днесь исплъчитися, да не предварять погании» .
Начать князь великий Дмитрей Ивановичь з братом своим князем Владимером Андреевичем и с литовъскыми князи Андреем и Дмитреем Олгордовичи до шестаго чяса плъци учрежати. Некто въевода прииде с литовьскыми князи, имянем Дмитрей Боброковъ,  родом Волынскые земли, иже нарочитый бысть плъководецъ, велми уставиша плъци по достоанию, елико где кому подобаеть стояти.
Князь же великий, поим с собою брата своего князя Владимера и литовьские князи и вси князи русскые и воеводы и взьехавъ на высоко место и увидевъ образы святых, иже сутъ въображени въ христианьскых знамениих, акы некии светилници солнечнии светящеся въ время ведра и стязи ихъ золоченыа ревуть, просьтирающеся, аки облаци, тихо трепещущи, хотять промолвити богатыри же русскые и их хоругови, аки жыви пашутся, доспехы же русскых сыновъ, аки вода въ вся ветры колыбашеся, шоломы злаченыя на главах ихъ, аки заря устраняа въ время ведра светящися, яловци  же шоломовъ ихъ, аки пламя огненое, пашется.
Князь же великий, видевъ плъци свои достойно уряжены, и сшед с коня своего и паде на колени свои прямо великому плъку чернаго знамениа, на немъ же въображенъ образ Владыкы Господа нашего Исуса Христа, из глубины душа нача звати велегласно: « О Владыко Вседръжителю! Виждь смотреливым оком на люди сия, иже твоею десницею сътворени суть и твоею кровию искуплени работы вражиа. Внуши, Господи, гласъ молитвъ нашихъ, обрати лице свое на нечестивых, иже творять злаа рабом твоим. И ныне, Господи Исусе Христе, молю и покланяюся образу твоему святому и пречистей твоей Матери и всем святым, угодившим тебе, и твръдому и необоримому заступьнику нашему и молебнику иже о насъ, к тебе, русскому святителю, новому чюдотворцу Петру, на его же милость надеемся, дръзаем призывати и славити святое и великолепое имя твое, Отца и Сына и святого Духа, ныне и присно и въ векы векомъ! Аминь» .
Скончавъ молитву и всед на конь свой и нача по плъком ездити съ князи и въеводами. Коемуждо полку рече: « Братиа моа милаа, сынове русскыа, от мала и до велика! Уже, братие, нощь приспе, и день грозный приближися &mdash в сию нощь бдите и молитеся, мужайтеся и крепитеся, Господь с нами, силенъ въ бранех. Зде пребудите, братие, на местех своих, немятущеся. Койждо вас ныне учредитеся, утре бо неудобь мощно тако учредитися: уже бо гости наши приближаются, стоять на реце Непрядве, у поля Куликова оплъчишася, утре бо нам с ними пити общую чашу, межу събою поведеную, еяже, друзи мои, еще на Руси въжделеша. Ныне, братьа, уповайте на Бога жыва, миръ вам буди о Христе. Аще утре ускорять на нас приити погании сыроядьци» .
Уже бо нощь приспе светоноснаго праздника Рождества святыа Богородица. Осени же тогда удолжившися и деньми светлыми еще сиающи, бысть же въ ту нощъ теплота велика и тихо велми, и мраци роснии явишася. Поистине бо рече пророкъ: « Нощь не светла неверным, а верным просвещена» .
И отпусти князь великий брата своего, князя Владимера Андреевичя, въверхъ по Дону в дуброву, яко да тамо утаится плъкъ его, давъ ему достойных ведомцовъ своего двора, удалыхъ витязей, крепкых въиновъ. И еще с нимъ отпусти известнаго своего въеводу Дмитреа Волынскаго и иных многыхъ.
Приспевшу же, месяца септевриа въ 8 день, великому празднику Рождеству святыа Богородица, свитающу пятку, въсходящу солнцу, мгляну утру сущу, начаша христианьскые стязи простиратися и трубы ратные многы гласити. Уже бо русскые кони окрепишася от гласа трубънаго, и койждо въинъ идеть под своим знаменем. И видети добре урядно плъкы уставлены поучениемъ крепкаго въеводы Дмитреа Боброкова Волынца.
Наставшу же второму чясу дни,  и начаша гласи трубнии обоих плъковъ сниматися, татарьскыя же трубы яко онемеша, а русския трубы паче утвръдишася. Плъкы же еще не видятся, занеже утро мгляно. И в то время, братье, земля стонеть велми, грозу велику подавающи на встокъ нолны до моря, а на запад до Дунаа, великое же то поле Куликово прегибающеся, рекы же выступаху из местъ своихъ, яко николиже быти толиким людем на месте томъ.
Великому же князю преседающу на избранный конь, ездя по плъком и глаголаше от великыа горести сердца своего, слезы аки река течаше от очию его: « Отци и братиа моа, Господа ради подвизайтеся и святых ради церквей и веры ради христианскыа, сиа бо смерть нам ныне несть смерть, нъ жывотъ вечный и ничтоже, братие, земнаго помышляйте, не уклонимся убо, да венци победными увяземся от Христа Бога и спаса душамъ нашим» .
Утвръдивъ же плъкы, и пакы прииде под свое знамя черное и сседе с коня и на инъ конь всяде и съвлече с себя приволоку царьскую и въ ину облечеся. Тъй конь свой дасть под Михаила Андреевича под Бреника и ту приволоку на него положилъ, иже бе ему любимъ паче меры, и тъ знамя черное повеле рыделю своему над нимъ возити. Под тем знамянем и убиенъ бысть за великого князя.
Князь же великий ста на месте своемъ и, вынявъ из надръ своих жывоносный крестъ, на немъ же бе въображены страсти Христовы,  в немъ же бе жывоносное древо, и въсплакася горко и рече: « На тебе убо надеемъся, жывоносный Господень кресте, иже симъ образом явивыйся греческому царю Констянтину,  егда ему на брани сущу с нечестивыми и чюдным твоим образомъ победи их. Не могуть бо погании нечестивии половци противу твоему образу стати, тако, Господи, удиви милость свою на рабе твоемъ!»
В то же время прииде к нему посолъ с книгами от преподобнаго старца игумена Сергиа, въ книгах писано: « Великому князю и всем русскым князем, и всему православному въйску миръ и благословение!» Князь же великий, слышавъ писание преподобнаго старца и целовавъ посольника любезно, темъ писаниемъ утвръдися, акы некыми крепкыми бранями. Еще же дасть посланный старецъ от игумена Сергиа хлебецъ пречистыа Богородица, князь же великий снеде хлебець святый и простеръ руце свои, възопи велегласно: « О велико имя всесвятыа Троиця, о пресвятая Госпоже Богородице, помогай нам тоя молитвами и преподобнаго игумена Сергиа, Христе Боже, помилуй и спаси душа наша!»
И вседе на избранный свой конь и, вземъ копие свое и палицу железную, и подвижеся ис полку, и въсхоте преже всех самъ битися с погаными от великиа горести душа своеа, за свою великую обиду и за святыа церкви и веру христианьскую. Мнози же русские богатыри, удръжавше его, възбраниша ему, глаголюще: « Не подобаеть тебе, великому князю, наперед самому в плъку битися, тебе подобаеть особь стояти и нас смотрити, а нам подобаеть битися и мужество свое и храбрость пред тобою явити: егда тя Господь упасеть милостию своею, и ты разумеешь, кого чим даровати. Мы же готови есмя в сий день главы своя положыти за тебе, государя, и за святыа церкви и за православъное христианство. Тебе же подобает, великому князю, рабом своим, елико кто заслужить своею главою, память сътворити, якоже Леонтий царь Феодору Тирону,  въ книгы съборныа написати нас, памяти ради русскым сыном, иже по нас будуть. Аще тебе единаго изгубим, тъ от кого имамы чаяти, кто по нас память сътворитье Аще вси спасемъся, а тебе единого останем, тъ кий намъ успехе И будем аки стадо овчее, не имуще пастыря, влачими по пустыни, и пришедше дивии влъци распудять ие, и разбежатся овци кои куды. Тебе, государю, подобаеть себе спасти да и нас» .
Уже бо, братие, в то время плъкы ведуть: передовой плъкъ ведеть князь Дмитрей Всеволодичь, да братъ его &mdash князь Владимеръ Всеволодичь, а с правую руку плъкъ ведеть Микула Васильевичь с коломничи, а левую же руку плъкъ ведеть Тимофей Волуевичь с костромичи. Мнози же плъкы поганых бредуть оба пол: от великиа силы несть бо имъ места, где разступитися. Безбожный же царь Мамай, выехав на высоко место с трема князи, зряй человечьскаго кровопролитиа.
И съступишася грозно обе силы великиа, крепко бьющеся, напрасно сами себе стираху, не токъмо оружиемъ, нъ и от великиа тесноты под коньскыми ногами издыхаху, яко немощно бе вместитися на том поле Куликове: бе место то тесно межу Доном и Мечею. На том бо поле силнии плъци съступишася, из нихъ же выступали кровавыа зари, а в них трепеталися силнии млъниа от облистаниа мечнаго. И бысть трускъ и звукъ великъ от копейнаго ломления и от мечнаго сечения, яко не мощно бе сего гръкого часа зрети никако же и сего грознаго побоища. Въ единъ бо час, въ мегновении ока, о колико тысущь погыбе душь человечьскых, създания Божиа! Воля Господня съвръшается: часъ же третий, и четвертый, и пятый, и шестый крепко бьющеся неослабно христиане с погаными половци.
Наставшу же седмому часу дни, Божиимъ попущениемъ наших ради греховъ начаша погании одолевати. Уже бо от сановитых мужей мнози побиени суть, богатыри же русскыа и воеводы, и удалыа люди, аки древа дубравнаа, клонятся на землю под коньскыа копыта: мнози же сынове русскые сътрошася. Самого же великого князя уязвиша велми и с коня его збиша, онъ же нужею склонився с побоища, яко не мощно бе ему к тому битися, и укрыся в дебри, Божиею силою съхраненъ бысть. Многажды стязи великого князя подсекоша, нъ не истребишася Божиею милостию, нъипаче укрепишася.
Се же слышахом от вернаго самовидца, иже бе от плъку Владимера Андреевича, поведаа великому князю, глаголя: « Въ шестую годину сего дни видех над вами небо развръсто, из негоже изыде облакъ, яко багрянаа заря над плъком великого князя, дръжашеся низко. Тъй же облакъ исплъненъ рукъ человечьскых, яже рукы дръжаще по велику плъку ово проповедникы, ово пророческы. Въ седмый же часъ дни облакъ тъй много венцевъ дръжаше и опустишася над плъком, на головы христианьскыя» .
Единомыслении же друзи выседоша из дубравы зелены, аки соколи искушеныа урвалися от златых колодицъ, ударилися на великиа стада жировины, на ту великую силу татарскую а стязи их направлены крепкым въеводою Дмитреем Волынцем: бяху бо, аки Давидови отроци, иже сердца имуща аки лвовы, аки лютии влъци на овчии стада приидоша и начаша поганых татаръ сещи немилостивно.
Безбожный же царь Мамай, видевъ свою погыбель, нача призывати богы своа:  Перуна и Салавата, и Раклиа, и Гурса, и великого своего пособника Махмета. И не бысть ему помощи от них, сила бо святого Духа, аки огнь, пожигаеть их.
Мамай же, видевъ новыа люди, яко лютии зверие ристаху и изрываху, аки овчее стадо, и рече своим: « Побегнем, ничтоже бо добра имам чаати, нъ поне свои главы унесем!» И абие псбеже поганый Мамай с четырми мужы в лукоморие, скрегча зубы своими, плачущи гръко, глаголя: « Уже нам, братие, в земли своей не бывати, а катунъ своих не трепати, а детей своих не видати, трепати нам сыраа земля, целовати нам зеленаа мурова, а съ дружиною своею уже нам не видатися, ни съ князи ни съ алпауты!»
Мнози же гонишася по них и не одолеша их, понеже кони их утомишася, у Мамая же целы суть кони его, и убеже.
Сия же суть милостию всемогущаго Бога и пречистыа Матери Божиа и молениемъ и помощию святых страстотръпецъ Бориса и Глеба, ихъже виде Фома Кацибеевъ разбойникъ, егда на сторожы стоя, якоже преже писано есть. Етери же суще женяху, внегда всех доступиша и възвращахуся, койждо под свое знамя.
Князь же Владимеръ Андреевичь ста на костех под черным знаменем. Грозно, братие, зрети тогда, а жалостно видети и гръко посмотрити человечьскаго кровопролитиа &mdash аки морскаа вода, а трупу человечьа &mdash аки сенныа громады: борзъ конь не можеть скочити, а в крови по колени бродяху, а реки по три дни кровию течаху.
Князь же Володимеръ рече: « Братиа и друзи, русскыа сынове, аще кто жыва брата моего обрящет, тъй поистинне пръвый будеть у наю!» И разсыпашася вси по велику, силну и грозну побоищу, ищучи победе победителя. Ови же наехаша убитаго Михаила Андреевича Бренка: лежыть в приволоце и в шеломе, что ему далъ князь великий инии же наехаша убитаго князя Феодора Семеновича Белозерьскаго, чающе его великим княземъ, занеже приличенъ бе ему.
Два же етера въина уклонишася на десную страну в дуброву, единъ имянемъ Феодоръ Сабуръ, а другий Григорей Холопищевъ, оба родом костромичи. Мало выехавъ с побоища и наехаша великого князя бита и язвена вельми и трудна, отдыхающи ему под сению ссечена древа березова. И видеша его и, спадше с коней, поклонишася ему. Сабуръ же скоро възвратися поведати князю Владимеру, и рече: « Князь великий Дмитрей Ивановичь здравъ бысть и царствуеть в векы!»
И приведоша ему конь и, всед на конь и выехавъ на велико, силно и грозно побоище, и видевъ въйска своего бито велми много, а поганых татаръ четверицею сугубь того боле бито и, обратився к Волынцу, рече: « Въистину, Дмитрей, не ложна есть примета твоа, подобает ти всегда въеводою быти» .
И отъехавъ на иное место, и повеле трубити в събранные трубы, съзывати людии. Храбрии же витязи, довълно испытавше оружие свое над погаными половъци, съ всех странъ бредут под трубный гласъ. Грядуще же весело, ликующе, песни пояху, овии поаху богородичныи, друзии же &mdash мученичныи, инии же &mdash псалом, &mdash то есть христианское пение. Кийждо въинъ едет, радуася, на трубный гласъ.
Събранымъ же людем всем, князь великий ста посреди ихъ, плача и радуася: о убиеных плачется, а о здравых радуется. Глаголаше же: « Братиа моа, князи русскыа и боаре местныа, и служылыа люди всеа земля! Вам подобаеть тако служыти, а мне &mdash по достоанию похвалити вас. Егда же упасеть мя Господь и буду на своем столе, на великом княжении, въ граде Москве, тогда имам по достоанию даровати вас. Ныне же сиа управим коиждо ближняго своего похороним, да не будуть зверем на снедение телеса христианьскаа» .
Стоялъ князь великий за Даном на костех осмь дний, дондеже розобраша христианъ с нечестивыми. Христианскаа телеса в землю покопаша, а нечестивых телеса повръжена зверем и птицам на расхыщение.
Рече же князь великий: « Слава тебе, вышний Творецъ, царю небесный, милостивый Спасъ, яко помиловал еси нас, грешных, не предалъ еси нас в руце врагом нашим, поганым сыядцем. А вам, братьа, князи и боаре, и въеводы, и молодые люди, русскые сынове, сужено место лежати межу Доном и Непром, на поле Куликове, на речке Непрядве. Положыли есте головы своа за землю Русскую, за веру христианьскую. Простите мя, братие, и благословите в сем веце и в будущем!» И прослезися на длъгъ час и рече князем и въеводам своим: « Поедем, братье, въ свою землю Залесскую, къ славному граду Москве и сядем на своих вътчинах и дединах: чести есмя себе доступили и славнаго имяни!»
Поганый же Мамай тогда побеже с побоища и прибеже къ граду Кафе и, потаивъ свое имя, прибеже въ свою землю и не мога тръпети, видя себе побежена и посрамлена, и поругана. И пакы гневашеся, яряся зело, и еще зло мысля на Русскую землю, аки левъ рыкаа и аки неутолимаа ехидна. И събравъ остаточную свою силу, и еще хотяше изгоном итти на Русскую землю. И сице ему мыслящу, внезапу прииде к нему весть, яко царь имянем Тактамышъ съ встока, нолны из Синие орды, идеть на него. Мамай же, яже бе уготовилъ рать ити было ему на Русскую землю, и онъ с тою ратью пошол противу царя Тактамыша. И стретошася на Калках, и бысть им бой великъ. И царь Тактамышь, победивъ царя Мамаа, и прогна его, мамаевы же князи и рядци, и ясовулы, и алпауты биша челом царю Тактамышу. И приатъ их и взя Орду, и седе на царстве. Мамай же прибеже пакы в Кафу единъ потаивъ свое имя, пребываше ту, и познанъ бысть некоим купцем и ту убиенъ бысть фрязы и испровръже зле жывот свой. Сиа же оставим зде.
Слышавъ же Олгордъ Литовскый, яко князь великий Дмитрей Иванович победил Мамаа, възвратися въсвоаси с студом многым. Олегъ же Резанскый, слышав, яко хощет князь великий послати на него рать, убоася и побеже из своеа отчины и съ княгинею и з боары и резанци добиша челом великому князю, и князь великий посади на Резани свои наместники.
 
Мамай. &mdash Темник (военачальник) при хане Золотой Орды Бердибеке Мамай, женатый на дочери хана, был по существу правителем Орды. &Beta 1379  г. он полностью захватил власть в свои руки. Однако именоваться ханом Мамай не мог, так как не был потомком Чингисхана.
  Владимир Андреевич. &mdash Двоюродный брат Дмитрия Донского, князь серпуховской. Впервые участвовал в военном походе с Дмитрием, когда великому князю московскому было двенадцать лет, а ему &mdash девять. Руководил многими военными мероприятиями и походами Дмитрия Донского. Умер в 1410  г.
  Господь же... тъ и творить.  &mdash Ср. Пс. 113, 11.
  ...въ Володимере вселенскую церковь златаверхую разграбилъ.  &mdash Имеется в виду златоглавый Успенский собор, сожженный и разграбленный во время захвата Владимира монголо-татарами в 1238  г.
  ...нача глаголати... еулпатом...  &mdash Алпауты &mdash вельможи.
...Господня рука высока есть.  &mdash Ср. Пс. 88, 14.
...новаго Святоплъка нареку.  &mdash Имя Святополка, убившего в 1015  г. своих сводных братьев Бориса и Глеба, стало в древнерусской литературе нарицательным обозначением злодея и клятвопреступника.
...тo к  кому простру... печаль мою.  &mdash Ср. Пс. 60, 3 141, 2.
  Боровск.&mdash Город юго-западнее Москвы, на реке Протве. При Владимире Андреевиче входил в состав Серпуховского удельного княжества.
  ...Господь гръдым противится... дает.  &mdash Ср. 1 Петр 5, 5.
  ...посла... Меркуриа...  &mdash Меркурий Кесарийский &mdash византийский святой. Согласно легенде, он был воином и по повелению свыше разбил неприятеля.
  Тихая Сосна. &mdash Имеется в виду река Сосна, приток Дона. Через эту реку проходили дороги, по которым татары продвигались на Русь.
  ...Успение святыа Богородица...  &mdash 15 августа.
  ...дабы слушалъ святую литоргию...  &mdash Литургия &mdash церковное богослужение, совершаемое до полудня. Называется также обедней (служба до обеда).
  ...память святых мученикъ Флора и Лавра.  &mdash 18 августа.
  ...аще Богъ пo нас, то кто на ны!  &mdash Ср. Рим. 8, 31.
  ...на Брашеву дорогою...  &mdash Брашево (Брошево) &mdash древнерусский городок в Коломенском уделе.
  ...Болвановъскою дорогою...  &mdash Дорога на Коломну.
  ...сяде на урундуцу...  &mdash Рундук &mdash лавка в виде ларя с подъемным сидением.
  ...князи Василиа и князя Юриа.  &mdash Во время Куликовской битвы Василию (будушему великому князю московскому Василию Дмитриевичу) было девять лет, Юрию &mdash шесть лет.
  ...поимъ с собою... гостей сурожанъ...  &mdash Сурожанами назывались купцы, торговавшие с богатым колониальным генуэзским городом на берегу Черного моря в Крыму &mdash Сурожем (современный Судак). Большинство из этих перечисляемых имен купцов-сурожан исторически достоверны.
  ...на память... Моисиа Мурина  &mdash 29 августа.
  Северка  &mdash небольшая река в районе Коломны.
  ...на поле к  Дивичю.  &mdash Поле около Девичьего монастыря в Коломне.
  Одоев.&mdash Город в ста сорока километрах на северо-запад от Куликова поля.
  ...аки некиа класы... расплодити. &mdash Ср. Лк. 8, 14.
  ...и отpеши нас от пустошнаго... сътворениа брашенъ. &mdash Ср. Пс. 93, 11 Деян. 10, 14.
  ...приидоша... ис Северы...  &mdash Северская земля, в которую входили города Путивль и Брянск.
  ...якоже иногда Иосифъ съ Веньямином...  &mdash Библейский образ братьев, которые встретились после длительной разлуки (ср. Быт. 45, 14).
  Березуй  &mdash небольшой город в восьмидесяти километрах на север от Куликова поля.
  ...ревнители... князю Ярославу...  &mdash Имеется в виду борьба Ярослава Мудрого со Святополком Окаянным.
  ...яко съпротивнии наши ветри... прелагаеши!  &mdash Ср. Мф. 14, 24&mdash 32.
  Поприще  &mdash мера длины, приблизительно соответствует позднейшей версте (1066 м).
  ...Ярославъ, перевезеся реку, Святоплъка победи...  &mdash Первая битва Ярослава со Святополком произошла в 1016  г. на Днепре у Любеча. Войска три месяца стояли друг против друга по обеим сторонам реки. Наконец Ярослав перешел реку, напал на Святополка и одержал победу.
  ...великий Александръ,  Heвy-реку перешед...  &mdash Имеется в виду битва Александра Невского со шведами на Неве в устье реки Ижоры. Перед битвой Александр перешел Ижору.
  Въ шестый же час дни...  &mdash По современному времяисчислению &mdash в одиннадцатом часу дня.
  ...Дмитрей Боброковъ...  &mdash Дмитрий Боброк-Волынский &mdash сын литовского князя из Волыни Кориата-Михаила Гедиминовича. Выехав из Литвы, он был сначала тысяцким у нижегородского князя, а затем перешел на службу к Дмитрию Донскому, у которого был воеводой. Талантливый военный деятель, он принимал участие во всех походах Дмитрия Донского.
  Яловцы  &mdash небольшие флажки, прикрепленные &kappa навершию шлемов.
  Амалик  &mdash по библейскому преданию, племя амалекитян, напавшее на израильтян во время перехода последних через пустыню, не смогло их одолеть, несмотря на свое численное превосходство. Амалекитянами они назывались по имени своего родоначальника Амалика (ср. 1 Цар, 30, 1&mdash 21).
  ...якоже иногда кроткому Давиду.  &mdash Имеется в виду библейский рассказ &omicron единоборстве Давида с исполином Голиафом (ср. также Амалик).
  ...мужеством бысть Гедеоновы снузници...  &mdash Ср. Суд. 7.
  « Нощь не светла... просвещена» . &mdash Ср. Пс. 104, 39.
  ...Ярославу на Святоплъка...  &mdash Имеется в виду битва Ярослава со Святополком на реке Альте в 1019  г., закончившаяся победой Ярослава.
  Наставшу же второму чясу дни...  &mdash По современному времяисчислению это около семи часов утра. Соответственно следует определять часы и остальных сообщений &omicron времени боя.
  ...жывоносный крестъ, на немъ же бе въображены страсти Христовы...  &mdash Крест с частицей дерева, на котором якобы был распят Христос (живоносное древо), и с изображением распятия (страстей) Христа.
  ...якоже Леонтий царь Феодору Тирону...  &mdash Феодор Тирон &mdash герой апокрифического сказания, первый воин у царя, успешно и мужественно выполняющий царские поручения.
  ...шелом архангельскаго образа...  &mdash Куколь &mdash головное покрывало схимника, по форме похожее на воинский шлем.
 
07.03.2016, 4402 просмотра.