AAA
Обычный Черный

Кто не делится найденным, подобен свету в дупле секвойи (древняя индейская пословица)

версия для печатиВерсия для печати



Библиографическая запись: Лексическая семантика в когнитивном аспекте. — Текст : электронный // Myfilology.ru – информационный филологический ресурс : [сайт]. – URL: https://myfilology.ru//yazykoznanie/leksicheskaia-semantika-v-kognitivnom-aspekte/ (дата обращения: 5.05.2024)

Лексическая семантика в когнитивном аспекте

Лексическая семантика в когнитивном аспекте

Содержание

    Проблемы семантической теории могут рассматриваться в рамках собственно лингвистических либо в более широком контексте, относящемся к культуре, системе представлений, реалиям окружающего мира. Некоторые лингвисты (напрмер Э. Косериу) прилагали огромные усилия для доказательства того, что значение лексических единиц следует определять, не выходя за пределы чисто лингвистических явлений. Ч. Филлмор свою задачу видел в том, чтобы исследования значения осуществлять в рамках более широкой теории развития языка. Лексическое значение невозможно объяснить в отрыве от процессов понимания текста.

    Ч. Филлмор для примера берет статью из журнала «Signature», ежемесячно рассылаемого владельцам визитных карточек Diners Club. Статья касается публичной карьеры профессионального игрока в бейсбол по имени Пит Роуз и носит явно юмористический характер они представляются нам забавными; и мы знаем, что замешательство не носит серьезного характера, а наше удовольствие простительно, поскольку конфуз произошел с маленьким ребенком.

    Профессиональный игрок в бейсбол Пит Роуз произносил речь в атлетическом клубе в Цинцинатти. Поскольку Цинцинатти – родной город Роуза, в клубе присутствовал его четырехлетний сын. Во время речи Роуза, незаметно для него, ребенок пробрался к трибуне и встал около отца. Роуз, продолжая речь, по ходу ее произнес остроту, вызвавшую смех, а за ним последовала коротка пауза. И тут… Вот предложение, к которому я хочу привлечь ваше внимание:

     At precisely that moment a small, but amplified voice notified the entire room, in the most lucid of idioms, of a common childhood emergency. 

    Как раз в этот момент тонкий, но многократно усиленный голосок известил все помещение а предельно ясных выражениях об обычной детской нужде.

    Каждому взрослому человек … конечно, ясно, что тонкий голосок принадлежал ребенку, что на столе был микрофон, явившися причиной усиления голоса ребенка. Что именно из-за этого усиления «все помещение было извещено», что в действительности не «все помещение», а люди, собравшиеся в помещении, услышали слова ребенка, а также что автор употребил слово «известил» не в его буквальном смысле, учитывая, что мы догадываемся о возможных потребностях четырехлетнего ребенка. Далее, по собственному опыту мы знаем, в чем заключалась нужда ребенка, а из фразы «в предельно ясных выражениях» мы даже можем представить себе, какие конкретные слова употребил ребенок.

    Но это не все, что мы знаем относительно этого фрагмента текста. На другом уровне понимания мы осознаем, почему этот эпизод был включен в статью. Иначе говоря, мы знаем, почему читатели найдут его забавным. Мы знаем, какого рода события вызывают замешательство; мы знаем, что, когда они случаются с кем-либо другим, а не с нами, они представляются нам забавными. 

    Кстати, почему автор описывает этот эпизод непрямым образом? Почему он не сообщает, что же именно сказал ребенок, а заставляет нас вычислить это? Возникающий при этом иносказании эффект был назван одним американским студентом теорией смекалки маленького Джека Хорнера (Дж. Х. – персонаж детского стиха). Юный Хорнер, обнаружив в пироге изюм, остался доволен главным образом собой и лишь во вторую очередь – пекарем. «Он засунул свой палец, выковырнул изюминку и сказал: „Какой я хороший мальчик!“. Если бы изюминка лежала на верхушке пирога и не требовала для своего обнаружения особого ума или усилий, то награда и наполовину бы не выглядела столь заслуживающей одобрения. Есть особый эстетический эффект говорить непрямо, намеками!

    Как показывает этот пример, когда мы подвергаем интерпретации сказанное или написанное кем-то , мы должны ответить на 4 вопроса:

    1. Что он сказал? (генеративная лингвистика)

    2. О чем он говорил? (семантика)

    3. Почему он вообще сказал это? (коммуникативная лингвистика, прагматика, ТРА)

    4. Почему он сказал это именно таким образом? (риторика)

    Первый вопрос занимает традиционную лингвистику: разрабатывается система категорий и контрастов, правила порождения связных высказываний, система записи. К области семантики относится второй вопрос – «О чем он говорил?» Какую «сцену» или «сценарий» описывал, какой фрагмент картины мира воссоздавал?

    Если интерпретировать взятое для примера предложение, то можно сказать следующее. В предшествующей части текста описывается банкет в атлетическом клубе. Мы можем догадываться (а американцы – более детально воссоздать), что там происходило. Кому принадлежал тонкий голосок? Прямо об этом не сказано. Но мы знаем о присутствии ребенка, знаем, как звучат детские голоса, и поэтому догадываемся, чей это был голос. Наше знание о микрофоне и его функциях помогает понять, почему голос был многократно усилен. Наши знания о возможных потребностях четырехлетних детей позволяют нам установить, что глагол «известить» употреблен с ироническим смыслом. Также наши знания о настоятельности некоторых детских потребностей (часть наших знаний о мире вообще) позволяют нам заключить, к чему сводилась проблема ребенка. Знание о способах выражения этих потребностей (о вариантах) позволяет понять, что некоторые из словесных форм выражения могут быть более прямыми и ясными. Из всего выше сказанного мы делаем вывод о том, что реально было произнесено. И только теперь мы можем передать смысл приведенного высказывания.

    Имеет ли наша интерпретация отношение к проблемам лингвистики вообще и семантики в частности? Несомненно. Во-первых, стратегия интерпретации оказывает влияние на выбор конкретных лингвистических форм и категорий; во-вторых, существуют определенные различия между языками в способах оформления мыслей и образов, в-третьих, есть общие механизмы интерпретации текста человеком, и это тоже имеет непосредственное отношение к лингвистике.

    Понимание текста невозможно, если интерпретатор не может представить сцены, образы или содержащиеся в памяти данные, которые должны быть «активизированы». Мы также должны располагать знанием «сценариев» — обычных последовательностей поступков (например, послеобеденные речи в атлетических клубах). Американцы знают, что такая речь обычно состоит из шуток, за шутками следуют паузы, во время которых аудитория смеется, общее настроение  — веселое.

    Какое отношение интерпретация текста и восстановление сцен и сценариев имеет к проблемам лексической семантики? Описание значения лексических единиц должно проводиться таким образом, чтобы была ясна их роль в понимании связного текста.

    Возьмем в качестве примера простой (казалось бы) глагол – to write — «писать». Какую сцену вы представляете? Его «прототипическое» значение описывает деятельность, которая заключается в том, что кто-то водит по некоторой поверхности каким-то заостренным инструментом, оставляющим следы. Без какой-либо добавочной информации мы можем представить только сцену-прототип. Движения, производимые в воздухе пальцем или ногами при выполнении физкультурных упражнений, могут быть поняты через значение «писать» только в соответствующем контексте. Прототипная сцена включает индивидуума, который пишет, инструмент, которым он пишет, поверхность для писания и продукт писания, то есть «следы» на данной поверхности. Вне контекста сцена глагола писать будет вырисовываться лишь на уровне общих очертаний и включать упомянутые компоненты. Однако в реальной коммуникации мы никогда не имеем дело только с одним словом – оно всегда включается в текст и ситуацию. Так, ср. предложения Гарри все время писал и Гарри написал. В последнем случае чувствуется явная недостаточность информации: что написал Гарри? (форма СВ) требует указания на продукт – ведь действие закончено. Ср. Гарри пишет. Без дополнительных деталей (что пишет, кому пишет) это можно понять как ответ на вопрос о том, как зарабатывает Гарри себе на жизнь («Он славно пишет, переводит…»). Эти примеры показывают, что знания, которыми располагают носители языка относительно отдельных слов. могут создавать различные сцены для разных контекстов (эти различия здесь показаны на разных видовых и временных формах глагола). Более детально значение глагола может интерпретироваться, если говорящий и слушающий имеют некоторые общие знания относительно субъекта — Гарри.

    Например, из подслушанного диалога:

    А. Гарри пишет. Б. Он еще не закончил седьмую главу?

    Можно догадаться, что Гарри пишет диссертацию (книгу).

    Ср. А. Гарри пишет. Б. Я думал, у него сломана пишущая машинка (компьютер) (как он пишет?)

    Ответные реплики показывают, каким образом типовая сцена, конкретизированная в диалогах, согласуется с картиной мира коммуникантов. При этом некоторые позиции остаются «пустыми», поскольку в данный момент для понимания текста их заполнение неактуально.

    Филлмор считает, что один из способов исследования значения слова заключается в установлении того, какие вопросы возникают (или могут возникнуть) после завершения чтения текста. Эти вопросы и есть, по сути, заполнение «пустых» позиций в типовой сцене. Какие можно придумать контексты к следующим диалогам:

    1. Гарри пишет. – Сколько сейчас времени?

    2. Гарри пишет. – Как вы думаете, когда мне пойти домой?

    Это примеры из явно не прототипических сцен.

    Гораздо легче подобрать примеры ситуаций, в которых уместны вопросы типа «Что он писал?», «На чем он писал?», «Чем он писал?». Именно эти вопросы фиксируют позиции в типичной сцене глагола писать.

    Логичны ли вопросы «На каком языке он писал?», «Что значит написанное им?». Вполне. (ср. Гарри чертит, линует. графит) Из этого следует, что в толковании глагола писать мы упустили какие-то очень важные позиции, которые легко заполняются. Какие? Употребление глагола писать показывает, что продукт писания носит языковой характер! Это является обязательной частью сцены глагола писать!

    Таким образом, значение глагола писать будет полным, когда мы исчислим все логичные вопросы, связанные с данной сценой. Этот вывод – ответ на первый вопрос о том, имеют ли наши знания и опыт отношение к лингвистическому описанию значения.

    Второй вывод касается особенностей конкретных языков в способах языкового отражения сцен и сценариев. В японском языке глаголу писать соответствует глагол KAKU, который обычно переводится на англ. глаголом write. Так вот, японский глагол не накладывает ограничений на «природу продукта» — результатом действия kaku может быть слово, предложение или буква, но также и картина, рисунок или какая-нибудь фигура.

    Таким образом, значения соотнесены со сценами. Под сценой понимается любое доступное выделению осмысленное восприятие, воспоминание, переживание, действие или объект. Большое количество слов и фраз нашего языка могут быть поняты, если мы нечто знаем заранее, но это нечто не всегда поддается анализу. Чтобы понять, что такое моргать, чихать, зевать, изжога, необходимо испытать определенного рода телесное ощущение (попробуйте объяснить это инопланетянам, не испытавшим ни разу в жизни подобные ощущения!). Чтобы понять, что такое deja vu (фр. ‘уже виденное’), необходимо обладать определенным ментальным опытом. Слово «активизирует» сцену и указывает на определенную часть этой сцены.

    Таким образом, значения отдельных лексических единиц лучше всего можно понять с точки зрения их вклада в процесс интерпретации текста. Это требует обращения не только к значениям, содержащимся непосредственно в тексте (подход, типичный для генеративной лингвистики), но и к памяти, знаниям, чувственному опыту интерпретатора, а также применения ряда процедур, обеспечивающих осмысленность текста.

    Сцены обычно отражают типовую ситуацию – то есть являются прототипическими. Они взяты из простых миров и, разумеется, не отражают всех фактов действительности. Вдова – это женщина, муж которой умер. «Прототипический» сценарий вдовы не включает случаи, когда женщина убила своего супруга или когда умер бывший муж, а она замужем за другим человеком. Можно ли в этих случаях употребить слово вдова? Сомнительно – не потому, что мы не знаем значения этого слова, а потому, что прототипная сцена не «покрывает» всех таких случаев.

    Приведенные рассуждения и примеры дают представление о том, что необходимо для описания значения слова. Применительно к каждому слову нужно знать, какая сцена или совокупность сцен активизируется им; каким образом оно в данном значении должно объединяться с другими лексическими элементами (ср. Писать пером, писать тушью), и в каких грамматических формах проявляется то или иное значение (ср. примеры с писать в СВ/НСВ, в настоящем/прошедшем времени). Значение (в частности глаголов) можно описать через «валентность» — в широком смысле (сочетаемость поверхностная + ассоциации со сценами). Попробуйте установить валентности, то есть сочетаемость и сцены, для глаголов набрасывать, рисовать, подписывать, давать автограф, царапать, чертить и т.п. Есть специфические детали, отличающие одну сцену от другой, и это находит отражение в ЛЗ. 

    08.02.2016, 2206 просмотров.


    Уважаемые посетители! С болью в сердце сообщаем вам, что этот сайт собирает метаданные пользователя (cookie, данные об IP-адресе и местоположении), что жизненно необходимо для функционирования сайта и поддержания его жизнедеятельности.

    Если вы ни под каким предлогом не хотите предоставлять эти данные для обработки, - пожалуйста, срочно покиньте сайт и мы никому не скажем что вы тут были. С неизменной заботой, администрация сайта.

    Dear visitors! It is a pain in our heart to inform you that this site collects user metadata (cookies, IP address and location data), which is vital for the operation of the site and the maintenance of its life.

    If you do not want to provide this data for processing under any pretext, please leave the site immediately and we will not tell anyone that you were here. With the same care, the site administration.