Кто не делится найденным, подобен свету в дупле секвойи (древняя индейская пословица)
Версия для печати
Библиографическая запись:
Основные изменения в русской графике и орфографии в 20 веке. Вопрос о необходимости новой реформы русского письма. — Текст : электронный // Myfilology.ru – информационный филологический ресурс : [сайт]. – URL: https://myfilology.ru//russkiiyazyk/orfografiia/osnovnye-izmeneniia-v-russkoi-grafike-i-orfografii-v-20-veke-vopros-o-neobkhodimosti-novoi-reformy-russkogo-pisma/ (дата обращения: 5.05.2024)
Основные изменения в русской графике и орфографии в 20 веке. Вопрос о необходимости новой реформы русского письма
Содержание
Современная русская графика представляет несколько измененную графику старославянского языка, так называемую кириллицу.
Начало ХХ века
В начале XX в. выявляются все более широкие общественные задачи орфографической реформы, причем руководство в решении орфографических вопросов осуществляет Академия наук. Постановление о реформе правописания, принятое на широком совещании при Академии наук 11 мая 1917 г., не имело практического значения. Реформированное правописание оставалось необязательным для школы и печати. Только Советское правительство декретами от 23 декабря 1917 г. и 10 октября 1918 г. утвердило постановление совещания Академии наук. Новое правописание было объявлено обязательным для всех советских граждан.
Реформа правописания 1917-1918 гг. значительно упростила и облегчила наше письмо, но не затронула многих частных вопросов орфографии, служивших источником разнобоя в практике письма. Это расшатывало общую систему правописания и вызывало множество затруднений в работе издательств, а также в школьном преподавании.
1930-е годы
В 1930 г. была сделана организованная попытка провести радикальную реформу нашего письма. Проект такой реформы был составлен специальной комиссией Наркомпроса. Проект вносил в русское правописание ломку, не вызываемую подлинной жизненной потребностью, к тому же научно не оправдываемую, а следовательно, и практически нецелесообразную. Проект был отвергнут. Необходимость упорядочения правописания становилась все более настоятельной.
«Задача настоящего момента не в реформировании приемов письма, а в упорядочении некоторых из них в сторону единообразия и последовательности и в разрешении отдельных недоуменных случаев… Установив все недостаточно до сих пор установившееся, надо издать полный орфографический справочник, авторизованный учебной властью», — так определял дальнейший путь развития русской орфографии профессор Д.Н. Ушаков.
Осуществление этой задачи началось с середины 30-х годов, когда была организована работа по составлению полного свода правил орфографии и пунктуации. Результатом длительной работы филологов и педагогов явились «Правила русской орфографии и пунктуации», утвержденные в 1956 г. Академией наук СССР, Министерством высшего образования СССР и Министерством просвещения РСФСР. Правила являются обязательными для всех пользующихся письмом, как для органов печати, учебных заведений, государственных и общественных организаций, так и для отдельных граждан.
«Правила руской орфографии и пунктуации» 1956 года
«Правила русской орфографии и пунктуации» являются, по существу, первым в истории русского письма полным сводом правил современного русского правописания и состоят из двух частей — орфографии и пунктуации — с приложением словаря самых трудных или сомнительных написаний. Орфографический словарь (110 тысяч слов), составленный на основе «Правил», вышел в свет в 1956 г. «Правила» легли в основу ряда справочников, словарей, пособий.
Однако к концу XX в. «Правила» 1956 г. во многом устарели и в настоящее время не отражают складывающихся тенденций в правописании. Поэтому в Институте русского языка РАН создана специальная комиссия, в задачу которой входит создание нового свода правил орфографии и пунктуации.
Конец ХХ века — настоящее время
20 век закончился, как и начинался, работой Орфографической комиссии, задача которой – рассмотрение и утверждение проекта новой редакции свода правил русского правописания, подготовленного в Институте русского языка им. В.В.Виноградова Российской Академии наук. Перед авторами проекта на этот раз ставилась задача учесть изменения, происшедшие в языке: правила, утвержденные в 1956, готовились еще в 1930-е годы и, естественно, нуждались в уточнении и пополнении. В первую очередь важно было исправить регулярно нарушаемые орфографической практикой правила. Такая ситуация неподчинения правилам сложилась, например, в слитном-дефисном написании сложных прилагательных. Таким образом, на повестке дня – не реформа письма, и тем более не реформа языка, как опасаются противники любых изменений в орфографии, а лишь редактирование и упорядочение действующих правил.
Периодическая корректировка правил закономерна и вполне естественна, так как отвечает потребностям развивающегося языка и практики его освещения.
Полемика о необходимости реформ
Мнение лингвистов
Большинство ученых обычно согласны с тем, что рано или поздно орфографию менять необходимо. Другое дело, что не все согласны с тем, что менять ее нужно именно сейчас и именно так, как предлагается. Неприятие реформы по историческим основаниям (сохранение традиции) иногда было связано с идейно-политическими взглядами самих ученых, как в случае видного члена Союза русского народа, академика-лингвиста Алексея Соболевского. В советское и постсоветское время такого рода аргументация стала преимущественно достоянием неспециалистов.
В то же время растущая специализация внутри цеха лингвистов привела к тому, что обычно языковед вне сферы своих интересов уже не является экспертом, в частности, по проблемам правописания и его реформирования. При том, что понимание необходимости изменений или реформы с течением времени среди лингвистов нарастало, сами вопросы орфографии перестали ощущаться как актуальная научная проблема.
Наиболее умеренные лингвистические аргументы против реформы квалифицировали ее как «сырую» или «непоследовательную», допускающую много исключений из вводимых правил; при том, что любое изменение действующей орфографии не может не быть компромиссом, а сами критики отнюдь не были радикалами или сторонниками возврата к проекту 1964 года. Большинство упреков касалось уже не лингвистической стороны, а именно адресации реформ («изложено слишком специальным языком, доступным только лингвистам») и механизма реализации.
В 2002 году орфографическая комиссия приняла решение об изменении характера нового свода правил. Символическим подведением итогов орфографических дебатов начала 2000-х стали нередко цитируемые слова Людмилы Путиной:
«Реформа, проводимая Академией наук, представляется мне абсолютно конъюнктурной, потому что в эпоху становления экономики в нашей стране реформа языка, который все еще развивается, [не нужна, и совершенно несвоевременно реформировать язык».
Кому это все надо?
Кроме ученых как экспертов, депутатов Думы как законодателей и правительства как исполнителя законов, любые изменения в правописании особенно касаются группы «заинтересованных пользователей». Они отличаются от обычных грамотных людей тем, что так или иначе профессионально работают с письменным или печатным словом. Это писатели, сочиняющие тексты; редакторы и корректоры, делающие чужие тексты грамотными. Эти люди внимательнее всех относятся к писаному слову, и их мнение считается более авторитетным. О другой, намного большей, группе пользователей — школьниках, обучающихся грамоте, — вспоминают редко и, как правило, только инициаторы изменений, поскольку считают, что результатом их работы будет упрощение правил и обучения письму.
Некоторые аргументы, как за, так и против, почти не меняются с течением времени и повторяются от проекта к проекту. В обе стороны работает аргумент об экономии средств.
Другая группа заинтересованных пользователей — писатели. Писатели-авангардисты, склонные к эксперименту с формой и языком, не высказывались против изменения правописания. Даже в 1960-е годы, когда писатели явились мощной противодействующей реформе силой, былые реформаторы или их союзники, вроде Виктора Шкловского и Корнея Чуковского, высказывались за предлагаемый проект. Полностью «за» выступал и Лев Успенский — популяризатор знаний о языке и выпускник петроградского Института истории искусств, где преподавали и задавали тон создатели русского формализма. А писатели условно «традиционной» ориентации обычно оставались консерваторами и в смысле правописания. Против реформы начала ХХ века были Лев Толстой и Александр Блок, против реформы 1964 года — Борис Заходер, Вера Инбер, Семен Кирсанов, Илья Сельвинский, Галина Серебрякова и приглашенные в орфографическую комиссию Михаил Исаковский и Леонид Леонов. Последний, вместе с другим оппонентом реформы литератором Олегом Волковым, в 1960-х был в числе идейных вдохновителей движения русских националистов, так называемой Русской партии. Интересен пример Мариэтты Шагинян, которая как член символистского салона Мережковских выступала против реформы в 1917 году и уже как заслуженный советский писатель, создатель программного романа «Гидроцентраль» и цикла романов о Ленине, — против проекта 1964 года. Защита привычных норм как культурно легитимированных и единственно возможных объединяла таких абсолютно разных по стилю и мировоззрению писателей, как Блок и Толстой в начале ХХ века или Александр Солженицын и Татьяна Толстая век спустя.
Гораздо реже именно пользователи выступали как соинициаторы реформ. Для писателей, журналистов и издательских работников язык — вещь статусная. Они уже пользуются высокой культурой и не хотят терять своей компетентности. Действительно, любые изменения орфографии временно опять сажают за парту людей, уже грамотных. Вместе с тем, в силу своей задачи информировать или развлекать читателей, они далеки от идеи и практики просвещения еще не прикоснувшихся к нормам высокой письменной культуры (что ежедневно делают учителя). Эти заинтересованные пользователи считают усилия, уже затраченные ими на изучение правописания, важным вложением, а облегчение правил для будущих поколений — не таким уж обязательным, в духе «мы учили, и вы выучите».
Итого:
Опыт обсуждения проекта 2000 года показал, что одними только научными доводами консервативного настроя просвещенной публики не переломить. Недаром некоторые ученые, рассуждая сегодня о перспективах орфографических реформ, говорят о практике просвещенного абсолютизма, когда разумное и полезное правило «декретируется» без обсуждений и оговорок. Неудача проектов 1964-го и 2000 годов ставит вопрос о необходимости тщательно продуманной пропаганды и организационного обеспечения, своего рода «бизнес-плана», реформы. Из плоскости лингвистики эта проблема переходит в область языковой политики: реформаторам будущего, наверняка, придется гораздо полнее и шире задействовать выводы и подходы социолингвистики и опыт пиар-технологий, в частности, социальной рекламы.
В современной постмодернистской и посттоталитарной культуре кодификаторы оказываются в меньшей чести. Тем больше они сопротивляются уравниванию со «школьниками» и отстаивают свои знания и навыки уже как привилегии — причем это вовсе не ученые, а писатели и журналисты.
Как известно из истории реформирования русской орфографии, уже грамотные люди могут приспособиться к любым изменениям графики или орфографии, но не хотят. Большинство грамотных и образованных практически всегда против таких реформ, справедливо считая, что понесут заметный урон. На самом деле такой урон несут только люди, много пишущие и читающие, но они и громче всего протестуют. А поскольку они могут протестовать не только устно, но и печатно, то слабые голоса тех, кому реформа сразу несет пользу, не слышны. При том, что «люди пера» становятся менее грамотными очень ненадолго, но даже эта временная «потеря грамотности» как части культурного капитала для них весьма болезненна.
12.02.2016, 10971 просмотр.