Кто не делится найденным, подобен свету в дупле секвойи (древняя индейская пословица)

Версия для печати

Библиографическая запись: Филология и языковая глобализация. — Текст : электронный // Myfilology.ru – информационный филологический ресурс : [сайт]. – URL: https://myfilology.ru//154/filologiya-i-yazykovaya-globalizacziya-269/ (дата обращения: 5.05.2024)

Филология и языковая глобализация

Содержание

Для меня языки народов — как звезды на небе.

Я не хотел бы, чтобы все звезды слились в одну огромную, занимающую полнеба звезду.

На то есть солнце. Но пусть сияют и звезды.

Пусть у каждого человека будет своя звезда.

Р. Гамзатов.

Понятие о глобализации (глобалистике)

В последние десятилетия XX в. человечество столкнулось с активным цивилизационным процессом — глобализацией. Под глобалистикой понимают cлияние национальных экономик в единую, общемировую систему, основанную на быстром перемещении капитала, новой информационной открытости мира, технологической революции, приверженности развитых индустриальных стран либерализации движения товаров и капитала, коммуникационном сближении, планетарной научной революции; для неё характерны межнациональные социальные движения, новые виды транспорта, телекоммуникационные технологии, интернациональная система образования. Глобализация — это процесс, определяемый рыночными, а не государственными силами [Глобалистика 2003: 181–182]. Глобализация, по М. Уотерсу, — это социальный процесс, в котором ограничения, налагаемые географией на социальное и культурное устройство, ослабевают и в котором люди это ослабление осознают (цит. по: [Тихонова, Афанасьев 2009: 61]). Признаками глобализации считают демократизацию, экономизацию, информатизацию, культурную стандартизацию, универсализацию ценностных ориентиров [Кортунов 2009: 18– 21]. Глобализация — это феномен, проявляющий себя на всех уровнях жизни человека, от экономики до искусства, от распространения китайской кухни до всеобщей американизации языков мира [Глобалистика 2003: 1304].

Процесс глобализации связывают с господствующей ролью США в мире, окончательно установившейся после распада СССР. В основе глобализации лежит прежде всего англо-американская модель общества, его экономики, политики и культуры. Такая модель общества и культуры тесно связана с английским языком, который претендует на роль первого в истории человечества всемирного языка [Алпатов 2005: 331]. Этот процесс называют языковой глобализацией.

Понятие о языковой глобализации

Важнейшей составной частью глобализации стала языковая глобализация — процесс активного взаимопроникновения языков в условиях доминирования одного из языков в качестве мирового.

Термин языковая глобализация имеет два значения:

использование английского языка в качестве средства научных и политических контактов;
американизация национальных языков. В неоднозначности термина отразилась противоречивость самого процесса

О соотношении понятий «глобализации» и «вестернизации» см.: [Гранин 2008].

Тысячелетнее стремление человечества обзавестись единым языком в конце XX – начале XXI в. совпало с процессом глобализации. Специалисты считают, что основная проблема интерлингвистики — обретение единого языка человечества — может быть решена тремя способами:

употребление одного из национальных языков в качестве всеобщего языка;
скрещение (слияние) всех естественных языков в один;
возникновение нескольких зональных языков.

Идея выбора одного из национальных языков в качестве всеобщего средства общения не нова. Практически она проявилась в навязывании своего языка завоёванным народам. Известны также примеры мирной экспансии, мирного доминирования того или иного языка в качестве средства общения представителей различных народов. В Древнем Риме это был греческий язык, и римская культура была двуязычной. В средневековой Европе это была латынь, язык католической религии, науки и литературного творчества. В средневековой Азии был широко распространен арабский язык. Однако эти языки в силу различных причин сузили своё функционирование. Восемнадцатый век в Европе прошёл под знаком французского языка. Сейчас на первое место вышел английский, а через сто лет, возможно, его заменит другой.

Разумеется, использование какого-либо языка в качестве всеобщего имеет свои достоинства: естественность условий усвоения, наличие преподавателей и научных работников, традиции в преподавании родного и иностранного языков, многовековая литература. Однако оно наталкивается на серьезные препятствия:

1) ни один язык не обслуживает абсолютное большинство жителей Земли, на самом крупном языке, китайском, например, говорит немногим более одного миллиарда, а если учесть, что китайский язык — это совокупность очень далёких друг от друга диалектов и что жители разных провинций совершенно не понимают друг друга, то и этот язык практически обслуживает сравнительно малую часть человечества;

2) ни один из национальных языков не является абсолютно совершенным;

3) избрание одного из национальных языков в качестве всеобщего средства общения автоматически создаёт привилегии тем, для кого этот язык является родным, и ущемляет национальное самосознание носителей других языков.

«Нельзя исключить возможность возникновения элитарного класса, формируемого по признаку языка и получающего путем его использования преимущества (поскольку он является для его представителей родным) по сравнению с носителями других языков» [Лобанова 2007: 83].

Единым языком будущей культуры, полагала известный культуролог М. Мид, должен быть естественный язык, который удовлетворяет следующим требованиям:

не из числа политически осложнённых и противоречивых;
не из страны, столь огромной, чтобы представлять собой угрозу остальным;
он должен иметь солидную письменную традицию — иначе невозможно будет быстрое развитие литературных стилей;
у него должна быть лёгкая и просто трансформируемая фонетика;
он должен принадлежать стране с богатой структурой профессий и ролей, включающей кадры преподавателей, знающих основные современные языки (цит. по: [Чаликова 1993: 89]).

Кстати, этим требованиям полностью соответствует армянский — индоевропейский язык, включающий в себя и элементы агглютинации.

Хотя Э. Сепир считал, что выбор языка на роль всемирного может быть стихийным, на деле всё обстоит иначе. В XX в. сознательное выдвижение того или иного национального языка в качестве всеобщего стало фактом идеологической борьбы, политики партий и государств. Например, в своё время один из американских сенаторов получил от своего правительства большие субсидии на пропаганду английского языка как международного. Британский премьер-министр У. Черчилль делал специальный доклад о пропаганде английского языка. В 1948 г. министры просвещения стран НАТО приняли постановление о том, что основным языком, который рекомендуется изучать во всех школах мира, является английский, а затем — французский.

«… Понятно, что один из великих национальных языков – таких, как английский, испанский или русский, – при надлежащем ходе вещей может оказаться de facto международным языком без какой-либо сознательной попытки придать ему этот статус» [Сепир 1993б : 247].

В настоящее время английский язык занимает лидирующее положение. По данным Д. Кристала («The Cambridge Encyclopedia of Languages», 1987), к концу XX в. английским языком как родным владело 350 млн чел., а использовали его в качестве первого или же второго языка почти 1 млрд 400 млн чел. При этом более чем в 100 странах он играет весьма существенную роль в качестве языка общения. Ныне английский язык широко используется не только в специальных областях, каковыми, например, являются дипломатия, наука, различные сферы производства и технологии; он значительно распространился в сфере повседневного бизнеса, воздушного сообщения, в туризме, спорте и др. Крупнейшие международные конгрессы, как правило, в качестве единого рабочего языка или же в сочетании с каким-либо другим языком или языками выбирают английский. Языковой основой современной компьютерной технологии также является английский язык. За этим языком все чаще закрепляются определения международный язык (international language) или мировой язык (world language).

Доминирование английского языка объясняют удобством использования английского языка в качестве глобального в силу его «простоты»: относительно редкая аффиксация, краткость, компактность английских слов, простота грамматических конструкций, малочисленности флексий и др. [Лобанова 2007: 83]. Однако дело не в лингвистической аргументации. Распространенности и престижу английского языка спсобствует экономическая мощь и технологическое развитие США и других англоязычных стран [Дуличенко 2007: 172–173].

Ни особые структурные свойства или лексический объём, ни великая литература, культура, религия, созданные на нем в прошлом, не обеспечивают глобального доминирования языка. Все эти факторы могут лишь мотивировать кого-то освоить данный язык, однако они не в состоянии привести к всеобщему распространению такого языка. Основная причина признания языка международным — политическое влияние его носителей [Цирлина 2011э].

Уже в XVII–XVIII вв. Великобритания играла ведущую роль и английский был языком доминирующей колониальной державы; в XVIII–XIX вв. он стал языком лидера индустриальной революции, в XX в. —ведущей в экономическом отношении страны, США. В результате английский язык преобладает в промышленности и политике, что способствует его распространению на остальные области общественной жизни — прессу, рекламу, кино, звукозапись, транспорт и связь.

Характерно, что в Великобритании и США всегда господствовала концепция единого языка для всей страны. Великобритания отличалась репрессивностью к языкам меньшинств, которые до второй половины ХХ в. не признавались и жестоко вытеснялись. В XIX в. в Ирландии, Шотландии, Уэльсе школьников били за любое слово на родном языке. За убийство подпольного учителя ирландского языка выдавалась премия, как за убитого волка. Даже в независимой Ирландии ирландский язык как полноценное средство коммуникации в своих правах не восстановлен. Ему оставлена роль национального символа и языка католического богослужения. Во всех сферах жизни господствует английский [Алпатов 2005: 331].

В США с самого начала популярной была и осталась идеология «плавильного котла» (melting pot), согласно которой человек любого происхождения может стать американцем при условии овладения общей для всех культурой, включая английский язык. По этой причине в США в целом и в большинстве штатов отсутствует юридически закреплённое понятие «государственный язык». Любопытно отметить, что в США, где культивируется политика защиты всяких меньшинств, такое меньшинство, как люди, не владеющие английским языком, не пользуется никакой поддержкой.

Языковая глобализация в Европе

Европа традиционно многоязычна. Она говорит на десятках языков, среди которых ведущими являются шесть языков (каждый более 1 млн говорящих) [Кацкова 2009: 14].

Многоязычие и поликультурность Европы остро ставит вопрос о языковой политике. Возможны три пути — 1) полилингвизм; 2) стихийное формирование международного английского языка и 3) проект создания на базе европейских языков некоего гибридного средства общения.
Первый путь обозначен в общеевропейском проекте «Лингва» как широкое изучение иностранных языков. Этому проекту немало лет, но он пока не реализован. Между намерением Совета Европы воплотить в Европе идею многоязычия и реальностью существует большая пропасть. По-прежнему 71% европейцев считает для себя достаточным знание одного иностранного языка, а 47% не владеют ни одним иностранным языком. Языковое многообразие остаётся по существу декларацией и на деле представляет серьёзную проблему [Там же: 13].
Что касается второго пути, то в Европе стихийно формируется специальная разновидность международного английского языка, получившая название евроанглийский язык — Euro-English. Это упрощённый вариант британского английского или американо-английского соответственно в Англии и США. Поскольку большинство владеющих английским как вторым языком не ощущают тех языковых тонкостей, которые известны им по собственным родным языкам, в евроанглийском языке широко распространены кальки с родных языков, упрощается грамматика, отсутствуют те диалектные слова и формы, которые живы в современном языке Англии. Нет в евроанглийском арготического слоя словаря, столь активного в употреблении в Англии, Америке и в других англоязычных странах. Параллельно с формированием евроанглийского складывается научная дисциплина, изучающая этот язык, — евролингвистика как часть еврологии. Главным здесь становится социолингвистический аспект международного английского языка.
Третий путь. Альтернативой евроанглийскому языку стал проект Eurolang (European language), появившийся в 1995 г. Словарь этого языка опирается на немецкий, английский, французский, итальянский, испанский и латинский языки. Eurolang задуман как «второй общий язык» Евросоюза [Дуличенко 2007: 173–174].
Языковая глобализация в Германии
Даже в энциклопедической статье прорывается эмоциональное: «…25 % немцев очень обеспокоено влиянием английского языка на немецкий. Немцам давно уже проще сказать tiscet вместо Busfahrkarte» [Глобалистика 2003: 1304]. Самая многочисленная по составу населения (немецкий язык представлен 101 млн носителей и является в Европе наиболее распространённым) и экономически мощная страна ЕС — Германия оказалась безоружной и фактически капитулировала перед английским языком [Россихина 2001; Лобанова 2007; Кацкова 2009; Хильгендорф 2010].
Любопытна история контактов английского и немецкого языков, представленная в статье С. Хильгендорф, в которой также обсуждаются вопросы функционального диапазона английского языка и сферы его функционирования в Германии, парадоксальное отношение немцев к родному языку на фоне английского. Автор выделяет три периода в истории английского языка в немецком контексте: ограниченный контакт с 700 до 1640 г. н.э.; усиление контактов с 1640 по 1900 г. и расширение контактов с 1900 г. до настоящего времени. Контакт английского языка с немецким был значительно ограничен на протяжении примерно 900 лет и осуществлялся почти исключительно в северных регионах речевого сообщества и только в нескольких сферах, таких как религия и торговля. За период 1200–1640 гг. из английского в немецкий вошло 31 слово, а во второй половине XX в. — тысячи слов. Исчерпывающий трёхтомный словарь англицизмов содержит более 10 000 примеров заимствований, зафиксированных с конца Второй мировой войны до начала 1990-х годов. В 2004/05 академическом году около 77,7% всех немецких учащихся изучали английский язык и лишь 17,7% — французский, второй наиболее изучаемый язык [Хильгендорф 2010: 217–220]. В Германии отношение к английскому языку сложное и противоречивое, однако социальная реальность такова, что преобладают позитивные настроения. Немцы активно используют английский язык не только в общении с иностранцами, но и между собой. Певцы предпочитают петь не на немецком, а на английском. На национальном уровне появляется немецкий вариант английского языка.
Языковая глобализация и наука (на примере Германии)
Становится очевидной связь языковой глобализации с развитием современной науки. Актуальна проблема соотношения безопасности науки на локальных уровнях и возможности беспрепятственного развития глобальной системы научного знания [Лобанова 2007: 83]. Специалистов по языку науки беспокоит асимметрия в развитии этих двух тенденций. Очевиден факт, что даже в странах с мощной научной традицией языком науки становится английский, например в Германии.
Сто лет назад в сочинениях по естественным наукам и медицине преобладал немецкий язык. Теперь же немецкий язык науки вытесняется даже в тех отраслях научного знания, в которых немецкие (немецкоязычные) ученые занимают ведущие позиции. Давление английского языка здесь столь сильное, что естественно-научные общества и журналы, которые публикуют работы на немецком языке, не находят широкого читателя. Общество немецких химиков приняло летом 1994 г. решение не публиковать больше работ на немецком языке в своих научных журналах «Chemische Berichte» и «Liebigs Annalen» и, несмотря на протесты и возмущение немецких химиков, настояло на этом решении. С 1997 г. оба журнала издаются, в том числе внутри Германии, т.е. для немецких читателей, исключительно на английском языке. В других германоязычных странах (Дания, Норвегия, Швеция) и в Финляндии, где состояние языков, по сравнению с Германией, оценивается как благополучное, научные сочинения в области естественных наук, медицины и технологии учёными этих стран пишутся на английском языке. Озадачивают размеры гонораров за публикации. За написание научной монографии на «международном» языке, под которым понимается, как правило, глобальный английский, выплачивается вознаграждение в 15 000 крон. Вознаграждение за ту же самую монографию, написанную на норвежском языке, составляет только 7000 крон. Статья в реферативном журнале на английском языке оценивается в 7000 крон, а на норвежском — в 1000 крон [Лобанова 2007: 84–85].
Языковая глобализация и научное мышление
В средневековой Европе языком науки и литературы была латынь. Она обеспечивала контакты учёных разных стран, но не способствовала расцвету науки. Арабский Восток по своему научному потенциалу и результатам превосходил Европу. Неслучайно учёная латынь была вытеснена национальными языками, что способствовало взлёту числа исследований, становлению языков науки, бурному развитию различных научных направлений и дифференциации научных дисциплин. Дело в том, что у языка две основные функции: коммуникативная и когнитивная. Общий язык науки реализует коммуникативную функцию, но не способствует полноценной реализации когнитивной функции, которая играет решающую роль в научном познании мира. Множество языковых картин мира обеспечивают многоаспектное отражение действительности. Разные языки, содержащие различные картины мира, могут обусловливать отличия в стиле научного мышления, в характере изобретения мысли, обеспечивая динамичность развития науки и широту диапазона познания того или иного явления действительности
Правомерен вывод о том, что в случае перевода на английский язык образования и научного общения в Германии, включая публикацию научных сочинений, немецкий язык практически перестанет быть языком научного мышления. Научное знание не будет переходить в языковое знание, содержащееся в картине мира немецкого языка, оставаясь ограниченным рамками английского языка, что неизбежным образом приведет к снижению общеобразовательного уровня нации в целом. Диалог между наукой и обществом будет затруднен либо вообще невозможен. По сути, это означает в прогностическом смысле возврат к средневековому состоянию европейских стран — наличию тонкого образованного слоя, владеющего латынью, и массы невежественного народа. Глобальный английский не формирует языковую картину мира английского языка во всей полноте языкового знания, в ней представленного. Его использование ограничивается лишь коммуникативной функцией, а выполнение им когнитивной функции в объеме научного познания мира становится невозможным [Лобанова 2007: 88–89]. На общем языке можно говорить, но нельзя глубоко и продуктивно думать, если только он не является языком родным, материнским.
В этом отношении полезно обратиться к опыту использования русского языка в современной мировой науке, на который обратил внимание Ю. Магаршак, физик-теоретик, эмигрировавший из СССР в 1988 г., президент нью-йоркской фирмы, занимающейся высокими технологиями, профессор, исполнительный вице-президент Международного комитета интеллектуального сотрудничества [Магаршак 2003, 2009э].
Основная тема его публикаций — уверенность в том, что русский язык может стать языком мировой научной элиты XXI в., поскольку, по его мнению, складывается «русскоязычный интеллектуальный интернационал». Сегодня, пишет Ю. Магаршак, большинство конференций и семинаров в Европе проводится по-английски, однако есть характерная особенность: многие наиболее эмоциональные дискуссии, которые затрагивают terra incognita, идут на русском языке. Приводится пример с аспирантом, эмигрировавшим из Венгрии, который жаловался, что страдает от того, что не может полноценно участвовать в дискуссиях на русском языке, насильственному обучению которому он сопротивлялся 15 лет учебы в Венгрии. Всё это неслучайно и объясняется возможностями русского языка, в наибольшей мере способствующего процессам креативного мышления. В России сложился язык, в котором сосуществуют эмоция, интуиция и научное мышление. В нём переход со строго логического языка на язык интуиции происходит плавно, лингвистически и стилистически незаметно, иногда даже внутри одного предложения.
Русский язык развивался не в направлении увеличения строгости, как языки европейские, а руководствуясь возможностью максимальной гибкости. Оказывается, что присущие русскому языку качества уникальны и чрезвычайно ценны. В сочетании с европейским стремлением к точности они порождают своего рода квантовую механику познания и созидания. Русский язык универсален. Известно высказывание Эйнштейна о том, что чтение Достоевского ему дало гораздо больше, чем чтение трудов специалистов по теоретической физике. И дело здесь не столько в содержательной стороне произведений русского классика, сколько в языковой форме. И. Бродский писал, что Достоевский был первым, кто доверился стихии изумительно гибкого языка, способного передать тончайшие движения человеческой души, с невероятной этической чувствительностью. В русском языке, который не признает никакого порядка — даже порядка слов! — заложена фундаментальная неопределенность.
Широта русского мышления обеспечена русским языком, и она позволяет соединять всё и вся, т.е. находить новые нетривиальные решения и принципы на любом уровне и в любом месте. В начале 1990-х годов советская интеллигенция разлетелась по всему миру, и всего за несколько лет русскоязычная научно-техническая элита стала мощной силой повсюду, за исключением своей родины. Для США эмиграция из СССР оказалась самой успешной за всю историю Америки. Некоторые исследователи связывают небывалый подъем американской экономики эпохи Клинтона с массовым приездом русскоязычных учёных и интеллектуалов из бывшего СССР.
В любом случае маргинализация европейских языков опасна, как опасна и утрата ими статуса языков науки, поскольку означает неизбежность культурных, политических и экономических потрясений. Не исключается возможность возникновения элитарного класса, формируемого по признаку языка.
Глобализация и гуманитарные науки
Гуманитарное знание — естественный антагонист глобализации. Если науки математического и естественно-научного цикла обладают элементами глобальности (понятийно-терминологический аппарат, научная символика) и ориентированы на установление закономерностей общего характера, то гуманитарные науки исследуют прежде всего особенные, уникальные явления. Труды историков, литературоведов, правоведов, педагогов, социологов, теологов и т.д. посвящены по большей части локальным, а не глобальным проблемам, поэтому и язык должен быть локальным. Требование публикации научных сочинений по гуманитаристике, как говорят специалисты, — источник бесконечных недоразумений. Рядом со многими центральными понятиями притаились “faux amis”, ложные друзья в других языках — слова, которые, как кажется, означают то же самое, но объем значения которых иной и ядро значения находится в другом месте. Science лишь условно Wissenschaft, academic не всегда можно перевести как akade misch, faculty нельзя фактически никогда перевести как Fakultat, a consciousness не всегда соответствует Bewusstsein, character лишь в редких случаях передается как Charakter, federal означает в Англии и в Америке разные вещи, mental лишь очень приблизительно то же самое, что mental, psychic — это нечто совершенно иное, чем psychisch, methodic — это скорее systematisch, чем methodisch, даже index — собственно, не Index, a Register [Лобанова 2007: 85–86].
Языковая глобализация, регионализм и национализм
В наши дни антитезой глобализации выступают такие процессы, как регионализация, национализация, культурная и языковая экологизация, политическая многополюсность [Мнацаканян 2008; Коргунов 2009].
Ведь так же, как мы зависим от биологического разнообразия в нашем физическом выживании, мы зависим от лингвистического разнообразия в нашем культурном существовании. В пользу этого утверждения говорит заметно оживившийся в настоящее время в противовес глобализации рост региональной торговли, региональных культурных взаимодействий.
США с их языком, претендующим на статус мирового языка, вынуждены осуществлять широкомасштабную и весьма затратную кампанию по изучению иностранных языков, поскольку выяснилось, что для успешного ведения американцами бизнеса в других странах незнание местного языка и культуры стало значительным препятствием. Полицейским, осуществляющим свою профессиональную деятельность в регионах с компактным проживанием того или иного меньшинства, необходимо изучать их язык, поскольку последние вполне обходятся в быту языком, носителями которого они являются. В Африке, например, где говорят на трети всех мировых языков, и проживает лишь 13% населения планеты, английский не является ни преимущественным, ни даже приемлемым средством общения. На востоке континента функционирует общий язык суахили, а на западе — язык гауза.
Свой вклад в продвижение национальных языков усилиями различных организаций и правительственных учреждений вносят европейские страны. Так, Франция ежегодно тратит значительные суммы на поддержку французского языка и культуры за рубежом. Правительство Германии спонсирует 78 Институтов Гёте от Бейрута до Джакарты. И даже крошечный Сингапур с четырьмя официальными языками более двадцати лет осуществляет программу «Говори на мандаринском наречии».
При всех преимуществах и недостатках и глобализации, и регионализации национальные отличия остаются очень сильными. В большинстве сообществ языки несут ярко выраженную символическую функцию: они выступают как чёткий знак самоопределения, аккумулирующий в себе всю историю данного сообщества. Европейское бюро по делам языков меньшинств, созданное Европарламентом в 1984 г., защищает права порядка 50 млн человек, которые говорят на одном или более из признанных в Европе языков национальных меньшинств. Сейчас насчитывается 1200 письменных языков, чего ранее в мировой истории не было.
У современного человечества есть два возможных сценария развития: мир постепенно становится однородным, где культуры малых народов и их языки сметаются мощным цунами стандартизации, а накопленные за тысячелетия опыт и знания исчезают, оставляя мир более бедным в самом широком смысле этого слова; по другому сценарию меньшинства удерживают свою культурную самобытность и малые языки продолжают существовать наряду с доминирующими [Цирлина 2011э]. 282
Статус английского языка
В наши дни английский язык существует в двух ипостасях. С одной стороны, есть локальный английский — национальный язык британцев, язык Шекспира, великой культуры и продуктивной науки, — и есть глобальный английский, претендующий на статус единого языка человечества. Если локальный английский служит предпосылкой и средством научного мышления, то глобальный английский этого лишён, использование его ограничивается лишь коммуникативной функцией, поскольку выполнение им когнитивной функции в объеме научного познания мира становится невозможным.
Л.И. Смит предлагает определить статус английского языка как вспомогательного языка международного общения, понимая, что язык международного общения — это язык, который используется людьми разных наций для общения друг с другом, а вспомогательный язык — это неродной язык, который используется этническими группами страны для внутреннего общения. Эффективное использование английского языка, полагает автор, не сделает его пользователя более «западным». Многие народы — прибегает к аналогии Л. Смит — пользуются латинским алфавитом и арабскими цифрами, не становясь при этом римлянами или представителями Ближнего Востока. Разумеется, английский язык в предлагаемом статусе может и должен быть денационализирован. В любом случае это не иностранный язык или второй язык [Смит 2010]. При таком подходе многое становится на свои места.
Культурная ценность многоязычия
Существование «клуба мировых языков» и «языков XX века» возможно лишь на фоне и благодаря всем, большим и малым, языкам мира. Мировые языки потому и становятся мировыми, что есть тот непосредственный языковой фон, который их выдвигает. Ценность этого языкового фона, больших и малых языков Земли, от этого не становится ущербной. Напротив, такие языки — неотъемлемая часть языковой картины мира; посредством мировых языков они получают новые импульсы для развития и совершенствования, например, в виде интернациональных элементов в области лексики, словообразования и фразеологии. Так, диалектически связываются между собой категории мировых и немировых языков нашей Земли, обслуживающих единое человечество [Дуличенко 2007: 175].
Конечно, многоязычие, «Вавилон языков», создаёт большие трудности в общении людей, однако переход человечества на один язык, по мнению многих, обеднит цивилизацию, так как языки, по-своему членящие познаваемый мир, находятся друг с другом в отношениях дополнительности. Впервые, как нам представляется, эта мысль прозвучала у В. Гумбольдта: «До сих пор больше заботились о том, как избавиться от препятствий, возникавших из-за разнообразия, нежели о том, какую пользу извлечь из добра, порождаемого самобытностью» (цит. по: [Рамишвили 1984: 7]). А.А. Потебня показал, в чем польза множества самобытных языков: «Само раздробление языков с точки зрения истории языка не может быть названо падением; оно не гибельно, а полезно, потому что, не устраняя возможности взаимного понимания, дает разносторонность общечеловеческой мысли. Притом медленность и правильность, с которою оно совершается, указывает на то, что искать для него мистического объяснения было бы так же неуместно, как, например, для изменения земной коры или атмосферы» [Потебня 1989: 23].
В.А. Богородицкий развивает эту мысль: «В разных языках слова для сходных понятий нередко представляют различие не только по своему образованию, но вместе с тем и по оттенку или нюансу мысли, и отсюда может проистекать и своеобразие в направлении мысли. Таким образом, различие языков заставляет человечество идти к истине как бы различными путями, освещая её с разных точек зрения, а это служит залогом наиболее полного достижения истины, а не одностороннего. Поэтому-то угнетение языка народности, уже само по себе жестокое и несправедливое, не может не сопровождаться ущербом для человеческой культуры» [Богородицкий 1933: 3].
Глубокие мысли о целесообразности множества языков и культур содержатся в теоретическом наследии С.Н. Трубецкого. Законы эволюции народов, — писал С.Н. Трубецкой, — устроены так, что неминуемо влекут за собой возникновение и сохранение национальных отличий в области языка и культуры. Диалектное дробление языка и культуры проистекает из сущности социального организма. Многообразие языков: это следствие интимных духовных потребностей и предрасположений, эстетических вкусов, нравственных устремлений народа. Только в духовной части культуры, проникнутой своеобразной национальной психикой, интимно и органически близкой её носителям, могут возникать морально положительные, духовно возвышающие человека ценности. Отсюда логический вывод — любая попытка уничтожить национальное многообразие языков ведёт к культурному оскудению и гибели. Единая, общечеловеческая, лишенная индивидуального, национального признака культура с развитием науки и техники приводит к полной духовной бессодержательности и нравственному одичанию [Трубецкой 1995].
Итак, многообразие языков и культур рассматривается как фундаментальное их свойство, обусловленное принципом дополнительности. «Множественность языков, основанная на семантическом различии, — это исторически обусловленное продуктивное многообразие, объясняющее многие факты специфики культурного творчества. Семантическое сравнение языков на фоне общности предметного мира и логического мышления может послужить одним из объективных методов установления разнообразных форм культурно-языкового подхода к миру, а также возможностей и диапазона человеческого интеллекта» [Рамишвили 1981: 110].
Весьма примечательно, что ученые всегда ратовали за единый язык, а художники слова отстаивали многообразие языков. Этот факт отражает двойственное отношение человека к языку, который одновременно выступает средством общения, научного познания и художественного отражения мира. В учёте сложного соотношения единства и многообразия — успех решения интерлингвистических проблем. Единый язык человечества и множественность языков — в этой антиномии отразилось соотношение культур и цивилизаций. Каждая культура может существовать только на базе своего языка, а цивилизация требует для себя единого языка.
Языковая глобализация в Японии
Япония, по наблюдениям В.М. Алпатова, — одна из первых стран, столкнувшаяся с процессами, аналогичными глобализации. Американская оккупация в 1945–1952 гг. и зависимость от США обусловили постоянную экспансию американской массовой культуры, что отразилось и на языке. Велико число американизмов в современном японском языке, поскольку может быть использовано почти каждое английское слово. Появилось много сложных слов и словосочетаний с английскими корнями, но не имеющих английских параллелей типа no-airon ‘изделие, которое нельзя гладить’ (нет + утюг). Заимствования в японском языке пишутся особой азбукой — катаканой. Встречаются тексты, сплошь написанные этой азбукой, с небольшими вкраплениями иероглифов другой азбуки — хираганы. Ряд сфер полностью занят американизмами: 53% терминов менеджмента, 75% терминов маркетинга, 80% торговых терминов и 99% компьютерной терминологии. Много американизмов в сферах высоких технологий и престижного потребления (спорт, туризм, эстрада, кулинария, мода, бытовая техника). В Японии есть даже термин «катаканные профессии» (дизайнеры, модельеры). В других сферах жизни роль американизмов невысока, а английский язык японцы в массе своей знают плохо. В итоге в японской жизни сложились своеобразные языковые «гетто» для американизмов, что спасает японский язык (см. подробнее: [Алпатов 2005]).
Языковая глобализация в России
Глобализация, в том числе и языковая, мимо России не прошла. Последствия пока не трагичны: число носителей русского языка превышает 150 млн, научные издания на глобальный английский ещё не перешли, русская культура думает и творит по-русски. Однако язвы этого общемирового процесса очевидны. Укажем на так называемые зоны риска, в тех, пользуясь терминологией синергетики, точках бифуркации, воздействие на которые даже малыми усилиями приводит к радикальным изменениям.
Во-первых, уменьшение числа носителей языка почти всегда ведёт к снижению статуса языка, к возможному исключению из клуба мировых языков. Общеевропейская тенденция к демографическому спаду, которая особенно заметна в современной России, в ряде ведущих европейских стран компенсируется за счёт увеличения числа русскоязычных иммигрантов. Среди национальных диаспор в Европе в настоящее время они являются одними из самых многочисленных. Однако это вовсе не означает уверенного расширения территории функционирования русского языка. Если первая, политическая, волна русской эмиграции в Европу трепетно относилась к родному языку и берегла его для последующего возвращения на родину, то последняя — экономическая, в некоторой части с криминальным оттенком, такой цели не ставит. Значительная, если не бóльшая, часть иммигрантов, незаконно ухватившая и вывезшая за рубеж кусок советского «пирога», сознательно или подсознательно стремится к ассимиляции с принимающим её обществом. Часть же соотечественников, уехавшая на Запад в надежде на творческую реализацию («утечка мозгов»), явно погоды не сделает.
Во-вторых, изменение статуса русского языка в республиках бывшего СССР тоже не способствует полноценному функционированию русской речи. Опыт Белоруссии и частично Казахстана на общем фоне эпизодичен, хотя стремление бывших соотечественников сохранить и активно использовать родной язык на Украине и в странах Балтии обнадёживает.
В-третьих, резкое снижение посетителей библиотек и читальных залов, а также издательская политика — свидетельство резкого снижения интереса к классической русской и советской литературе и в целом к книжной культуре, без которой функционирование «великого и могучего» невозможно в принципе. Объединяющая способность и творческая мощь языка основывается на аккумулированных в слове культурных смыслах. Замена настоящей художественной литературы беллетристикой массового потребления — столбовая дорога глобализации. «Масскульт» является проверенным средством унификации всего общества — от бытовых удобств до стиля мышления.
В-четвертых, отношение российского общества и государства к языковой глобализации совершенно не соответствует степени угрозы. Оно беспечно и инфантильно. Доминирование русского «авось» здесь беспредельно, а потому, в-пятых, у россиян ещё не проснулся здоровый национализм. Призывы найти для России национальную идею к реальным результатам пока не привели.
В-пятых, реформа среднего и высшего образования в России по западным лекалам максимально способствует глобализации в наихудшем варианте, «оболонизации» не только школы, но и всего общества в целом.
Облегчённая коммуникация, ориентированная на приблизительное информирование, ничего путного не сулит. Культура и её важные пласты — художественная литература и наука — могут жить и быть продуктивными только на основе национальных языков. Средневековый опыт использования латыни как глобального средства культуры достаточно красноречив и может служить предостережением о тупиковом характере движения в эту сторону.
Языковой глобализации в условиях России может противостоять только экология языка и культуры.

12.02.2017, 6761 просмотр.

Версия для печати

Филология и языковая глобализация

Понятие о глобализации (глобалистике)

Понятие о языковой глобализации

Языковая глобализация в Европе

Языковая глобализация в Германии

Языковая глобализация и наука (на примере Германии)

Языковая глобализация и научное мышление

Глобализация и гуманитарные науки

Языковая глобализация, регионализм и национализм

Статус английского языка

Культурная ценность многоязычия

Языковая глобализация в Японии

Языковая глобализация в России