Кто не делится найденным, подобен свету в дупле секвойи (древняя индейская пословица)
Версия для печати
Библиографическая запись:
История русского литературного произношения. — Текст : электронный // Myfilology.ru – информационный филологический ресурс : [сайт]. – URL: https://myfilology.ru//145/istoriya-russkogo-literaturnogo-proiznosheniya/ (дата обращения: 1.05.2024)
История русского литературного произношения
Содержание
Русский национальный язык начинает складываться на базе языка русской народности с XYII века. До образования национального языка известны лишь элементы его нормализации в области орфоэпии: потребность в орфоэпических нормах была незначительной вследствие слабого развития публичной речи и отсутствия устойчивых экономических, политических и культурных связей между различными частями государства.
По мнению ученых, произносительные нормы в своих важнейших чертах начинают оформляться в первой половине XYIII века. Первоначально это были нормы московского говора, которые по мере развития и укрепления национального языка становятся общерусскими, общенациональными. Можно отметить, что московское произношение постепенно изменилось, но это изменение в деталях; преемственность произношения сохраняется до настоящего времени, и это – важный результат истории русского литературного языка XX века.
История возникновения русской произносительной нормы
Представим периодизацию формирования русского произношения, исходя из концепции М.В. Панова:
- Первая половина XYIII века. В начале века существуют два языка – книжный, близкий к церковнославянскому, приспособленный для выполнения официальных функций: государственно-административных, публицистических, художественно-поэтических, - и язык обиходно- бытовой, который использовался в неофициальной обстановке: в быту, домашнем обиходе.
- Вторая половина XYIII века. В это время постепенно утрачивается двуязычие. Возникает противопоставление не двух языков, а стилей - высокого стиля среднему и сниженному.
В 1703 году был заложен город Петербург, и уже во второй половине XYIII века начинают складываться некоторые произносительные особенности петербургской речи.
- Начало – середина XIX века (до 50-х – 60-х годов). На этом этапе происходит сглаживание категоричности стилистических противопоставлений, они изменяются функционально: преобразуются в средства индивидуально-авторской экспрессии. Теперь стилистические средства могут использоваться и используются в рамках одного произведения в соответствии с авторским замыслом.
- Середина XIX – начало XX веков. Литературная речь характеризуется социальным многоголосием. Однако вместе с социальным дроблением литературной речи возникает и общенациональный произносительный эталон – сценическая речь, сценическая орфоэпия. Малый театр в Москве, Александринский в Петербурге становятся непререкаемым авторитетом в области литературного произношения. Сценическая орфоэпия едина для Москвы и Петербурга. На ее базе формируется орфоэпическая норма. Следует отметить, что в эту эпоху полностью выявилось различие между московским и петербургским произношением.
- 20-е годы XX века – конец XX века. Происходят активные процессы в изменении норм: увеличилось влияние печатного слова в результате зрительного восприятия графического облика слова; постепенно стираются особенности территориального произношения.
Каждый этап представляет собой «шаг» в развитии русского произношения. Это отражение непрерывности фонетического развития.
Рассмотрим подробнее процессы, происходящие в указанные периоды.
Первая половина XYIII века
Культурные русские люди XYIII века были двуязычны. Под двуязычием в данном случае понимается владение двумя языками – книжным, близким к церковнославянскому языку, который был приспособлен для выполнения официальных функций, и бытовой русской разговорной речью.
Для книжного церковнославянского языка были характерны следующие основные особенности произношения:
- отсутствие аканья, т. е. качественной редукции гласных звуков, например: [покрови’т’эл’ствоват’и], [пр’ич’аст’ит’ис’а];
- произношение звука [‘о] после мягкого согласного под ударением как [’э], например, сёстры как [с’эстры];
- в сочетаниях глухих и звонких шумных согласных - стремление (не всегда, может быть, реализуемое) сохранять раздельную глухость или звонкость: во[зс]корбети, сер[дц]е;
- уподобление твердых согласных мягким согласным, характерное для русской бытовой речи, вероятно, не осознавалось говорящими (как и сейчас не осознается) и поэтому было принято в церковно-славянское произношение;
- произношение звука [г] либо как фрикативного согласного [g], либо как [h] фарингального под влиянием украинского варианта церковно- славянского языка;
- чеканное произношение слогов: ударный слог сравнительно слабо отличался от безударного, но при этом церковно-славянское произношение не переходило в скандирование, когда разница между ударностью и безударностью полностью исчезает. Напротив, церковно-славянский язык сохраняет произносительное единство слова;
- произношение звука, обозначаемого буквой щ, либо как [шт], либо как [ш’ч’]: [ишту] или [иш’ч’у].
Вторая языковая стихия – бытовая разговорная речь. Если церковнославянский представлял собой нормативный кодифицированный язык, то бытовая речь была ненормированной, не имела письменной культурной традиции. В ней отражались живые особенности произношения групп людей, проживающих на разной территории. Как следовало говорить? Этот вопрос ранее вообще не относился к компетенции литературного языка. Действительно, установка на разговорную речь предполагает ориентацию на тот или иной социальный или локальный диалект, например, речь престижного социума или же речь культурного центра. Однако в России, по мнению Б.А. Успенского, не было особого социального диалекта светского общества.
Важной вехой этого времени становится книга В.А. Тредиаковского
«Разговор об ортографии» (1748 г.), где он впервые устанавливает основные нормы русского произношения:
1) позиционный характер замены гласного [о] на [а] в безударных слогах, т. е. аканье;
2) позиционное изменение звонких и глухих согласных на конце слов и перед другими согласными.
Таким образом, существовали два языка, которые реализовывались в четко разграниченных жанрах. Церковнославянский язык употреблялся в церковной службе, церковной проповеди, торжественной речи, учительном слове, трагедии, оде. Деловые государственные документы представляли собой смешение церковнославянского языка с русским. Деловые документы читались в заседаниях, и их звуковое исполнение было тоже, видимо, слабо отрегулировано. Бытовая разговорная речь не была строго замкнутой. Слова, связанные с церковью, церковными праздниками, брались из церковнославянского языка, слова для обозначения иноземного быта – из европейских языков, и в случае нужды любое слово могло быть включено в речь. История русского литературного языка в первой половине XYIII века – это история формирования из двух систем одной, но стилистически сложно расчлененной. Уже в ранних произведениях М.В. Ломоносова и В.К. Тредиаковского отразился этот процесс: какофоническое смешение двух языков в стихотворениях Тредиаковского и устроение текстов на основе теории «трех штилей» у Ломоносова.
Вторая половина XYIII века
Деятельность М. В. Ломоносова была направлена на объединение в рамках русского литературного языка книжной и разговорной языковых стихий. Чтобы правильно употребить то или иное слово, следовало иметь в виду его происхождение, т. е. знать, церковнославянское оно или русское. Этот же принцип проявляется и в орфоэпических рекомендациях Ломоносова. Произношение слов высокого стиля (сначала Ломоносов выделяет высокий и простой стили) соответствует церковному произношению и поэтому признается уместным лишь в церковных словах. Напротив, произношение простого стиля признается уместным в словах собственно русского происхождения. Например, в церковном чтении следовало произносить [g], а в разговорной речи (или в словах разговорной речи в текстах) – [г].
Объединение церковнославянских и русских элементов в русском литературном языке рассматривается Ломоносовым как результат взаимодействия двух разных языков – церковнославянского и русского, т. е. подчеркивается гетерогенная (неоднородная, макароническая) природа русского литературного языка. При таком подходе встает задача стилистического выравнивания в рамках трех стилей (высокого, среднего и низкого). Основываясь на лексическом материале, Ломоносов выделяет в русском языке «славенороссийские» слова, т.е. слова, употребительные в церковнославянском и русском языках: Бог, слава, рука, ныне, почитаю; «славенские», т. е. церковнославянские слова, не употребительные в разговорной речи, но понятные всем грамотным людям: отверзаю, Господень, насажденный, взываю. При этом Ломоносов предупреждает против использования в русском литературном языке «неупотребительных и весьма обветшалых» «славенских речений». Это такие слова, как овогда, рясны, обаваю, свене». Третья группа слов – «российские простонародные», употребительные только в разговорной речи. Ломоносов также предупреждает против использования «презренных слов», которые ни в каком стиле употреблять нельзя. Такие слова оказываются за пределами литературного языка.
На основании этой классификации лексики Ломоносов выделяет три стиля: высокий, низкий и средний, которые используются только в определенных жанрах. Высокий стиль состоит из «славенороссийских» и «славенских» слов. Сюда не допускаются разговорные слова. Высоким стилем пишутся героические поэмы, оды, речи о важных материалах. Низкий стиль включает «славенороссийские» и «российские» слова и не допускает «славенские». Низким стилем пишутся комедии, увеселительные эпиграммы, песни, прозаические и дружеские письма, делаются описания обыкновенных дел.
Средний стиль объединяет слова всех трех групп лексики. Этим стилем пишутся все театральные сочинения, сатиры, элегии, прозаические описания «дел достопамятных и учений благородных». Таким образом, на лексическом уровне и на уровне текстов (жанров) выстраиваются три стиля: высокий, средний и низкий. Однако на уровне фонетики и произношения оказались возможными только два стиля: высокий и низкий. Например, в церковнославянских словах следовало произносить [g], а в разговорных – [г]. Надо было знать о каждом слове отдельно, какой звук в нем произносится, так как в письменной речи использовалась только одна бука – Г. М.В. Ломоносов так пишет об этих затруднениях в стихотворении «О сомнительном произношении буквы Г в Российском языке»:
Драгие ангелы, пригожие богини,
Бегущие всегда от гадкия гордыни,
Пугливы голуби из мягкого гнезда,
Угодность с негою, огромные чертоги,
Недуги наглые и гнусные остроги,
Богатство, нагота, слуги и господа…
От вас совета жду, я вам даю на волю:Скажите, где быть ГА и где стоять ГЛАГОЛЮ? ( ГА – [g], ГЛАГОЛЬ – [г]).
Смысл стихотворения М.В. Ломоносова в том, что распределение
произношения [g] и [г] по словам не было упорядочено. В.К. Тредиаковский предлагал ввести новую букву для различения [g] и [г] в произношении, при этом для [g] он оставлял букву Г, а для [г] он придумал новую букву и назвал ее «голь» - Ґ.
Ломоносовская программа наметила лишь возможный компромисс между церковнославянской и русской языковыми стихиями.
Первая половина XIX века
Наиболее важное событие первой половины XIX века – признание бытовой речи культурной ценностью. В XYIII веке бытовая речь находилась за пределами литературного языка: в ней было много просторечия и диалектных черт. В начале XIX века уже имеются предпосылки для того, чтобы литературный язык мог выполнять различные функции – быть явлением культуры и явлением быта. Огромную роль в этом процессе сыграл А.С. Пушкин. Он писал в 1825 году: «Как материал словесности, язык славянорусский имеет неоспоримое превосходство пред всеми европейскими: судьба его была чрезвычайно счастлива. В XI веке древний греческий язык вдруг открыл ему свой лексикон, сокровищницу гармонии, даровал ему законы обдуманной своей грамматики, свои прекрасные обороты, величественное течение речи; словом, усыновил его, избавя таким образом от медленных усовершенствований времени. Сам по себе уже звучный и выразительный, отселе заемлет он гибкость и правильность. Простонародное наречие необходимо должно было отделиться от книжного, но впоследствии они сблизились, и такова стихия, данная нам для сообщения наших мыслей».
Начиная с А. Пушкина, русский читатель склонен воспринимать все написанное великим поэтом как современный русский язык: временная дистанция почти не ощущается. Таким образом, художественная литература, научные труды, появившиеся в первой половине XIX века, свидетельствовали о том, что повседневная речь может быть средством налаживания бытовых отношений и способом существования культурных ценностей.
В связи с этим бытовое произношение постепенно приобретает культурное достоинство и становится в центре русской фонетической системы. А. Пушкин писал: «(Данте) изучал итальянский язык на флорентийском базаре: не худо и нам иногда прислушаться к московским просвирням. Они говорят удивительно чистым и правильным языком». Произносительные нормы теперь передаются через семейные традиции. Носителями образцовой фонетической системы русского литературного языка являются образованные дворяне, преимущественно москвичи, и, вероятно, образованные представители разночинства.
Для нас интересно будет познакомиться с речью Сергея Никифоровича Марина (1776 – 1813 гг.). Он родился и провел детство в Воронеже. С четырнадцати лет С.Н. Марин живет в Петербурге. В конце 90-х годов XVIII века он стал известен своими стихами. С.Н. Марин принадлежал наиболее культурной части дворянства, его среда – гвардейское офицерство, театральные, политические круги. Отец Марина – выходец из села Погореловки Рязанского уезда Рязанской губернии. В речи С.Н. Марина несомненны диалектные особенности: [g] определяется на основе рифм: друг – дух, мог – вздох, Петербург- слух, вмиг – своих, миг – их. У него нет рифм типа миг – крик. М.В. Панов утверждает, что чн он произносил как [шн]. Кроме указанных особенностей произношения, можно назвать и такой речевой навык этого поэта, как произношение окончания глаголов настоящего времени в форме 3 л. с мягким [т’]. Об этом также свидетельствуют рифмы: инфинитив забыть, любить, говорить – 3 л. он сохранить, летить, велить. Позднее, в середине и конце XIX века было невозможно, чтобы образованный человек систематически произносил окончание 3 лица с [т’], однако Марин не чувствовал необходимости расстаться с таким навыком. Видимо, литературная норма была еще не очень категоричной.
Вторая половина XIX – начало XX века
К концу XIX века старомосковская произносительная система уже сложилась как национальная норма, хотя еще и не была кодифицирована. В это время изменилось отношение к нелитературному говорению. Это связано с тем, что культура низов завоевывает уважение и высокую оценку. Словарь В.И. Даля становится любимой книгой интеллигенции. Современники Даля шутили: «Что должно быть в комнате у образованного человека? – Стол, стул и Даль». Происходит открытие былинных сокровищ русского Севера; собирается народное песенное богатство. Впервые познаются диалекты в их своеобразии. На диалекты теперь не смотрят как на испорченную речь, они оказались достойными партнерами литературного говорения.
В этот же период вполне определенно Петербург заявил свои претензии быть вторым орфоэпическим центром России. Различия в произношении между двумя столицами стали рассматриваться как различия между двумя произносительными образцами, двумя орфоэпическими нормами.
Нужен был эталон, который воплощал бы в себе орфоэпические строгости и ценности. Таким эталоном стала сценическая речь. Театр выступил как «орфоэпический камертон» общества.
Середина XX века – конец XX века
В новых социальных условиях (революции, гражданская война) русский литературный язык сохранил свои традиции. Это относится и к произносительной стороне. Вокруг московской произносительной нормы шла настоящая борьба. Некоторые считали, что учить в школе московской орфоэпии – значит навязывать молодежи нечто отжившее, классово чуждое. Вместо московской произносительной нормы выдвигалась либо диалектная речь, либо ленинградское произношение. Но, несмотря на эту борьбу, московская произносительная система сохранилась. Сохранение языковых (в том числе и фонетических) ценностей – важнейший результат истории русского литературного языка XX века.
В современном русском литературном языке (с 20-х – 30-х годов) существуют две орфоэпические системы. Одна из них чаще встречается у молодежи, другая – у старшего поколения. Следует, однако, сказать, что возрастной признак не является абсолютным: в речи молодого поколения имеются произносительные особенности, характерные для старшего поколения, и наоборот, среди представителей старшего поколения есть особенности произношения, характерные для молодежи. Обе эти системы не строго стабильны; они выражены во многих индивидуальных (непоследовательных) вариантах.
Существует ли в современной речи совокупность произносительных норм, свойственных жителям Петербурга, т. е. петербургское (ленинградское) произношение? Л. А. Вербицкая, изучавшая современное произношение, отмечает, что в 70-х – 80-х годах XX века завершается процесс его унификации, образования единой произносительной нормы, заимствовавшей черты старого московского и старого петербургского произношения. Образование единой произносительной нормы объясняется тем, что за последние десятилетия XX века существенно изменилось население двух крупнейших городов России. Процент коренных москвичей и петербуржцев относительно невелик. Их речь не только не может в такой мере, как раньше, воздействовать на речь некоренных жителей, но и сама испытывает влияние со стороны речи других носителей русского языка. На установление единой произносительной нормы влияет также распространение образования, рост культуры, интенсификация контактов и другие факторы. Прежде чем рассматривать современные произносительные нормы, обратимся к характеристике старого московского и старого петербургского произношения, а также особенности сценической речи.
Московское и петербургское произношение
В течение двух столетий существовало два равноправных варианта произносительной нормы: московский и петербургский. Московский вариант сложился значительно раньше петербургского. Считается, что в основе петербургского произношения лежит московский говор, так как в новой столице поселился прежде всего двор, высшие чиновники и знать, жившие до этого в Москве и говорившие по-московски. Однако рабочая сила, которая так была нужна новому городу, набиралась из ближних деревень. Таким образом, петербургское произношение складывалось под воздействием окружающих северную столицу северновеликорусских говоров.
Главное отличие петербургско-ленинградского произношения состояло в усилении книжного, «буквенного» произношения, но оно не стало орфоэпической нормой, не было признано сценой, хотя многие его особенности оказали впоследствии существенное влияние на развитие системы русского литературного произношения.
Орфоэпические особенности петербургского (ленинградского) произношения в отличие от московского
В области гласных:
- Произношение на месте букв а, е, я после мягких согласных звуков гласного [э], а не [иэ]: [ч’э]сы, [в’э]ду, [л’э]гушка.
- Произношение [э] на месте букв е, я в заударных слогах вместо редуцированного [ь]: па[м’э]ть, пла[ч’э]т.
- Произношение [а] в заударной флексии 3 лица множественного числа глаголов 2 спряжения: хо[д’а]т, смот[р’а]т вместо московского хо[д’у]т, смот[р’у]т.
- Произношение в отдельных словах после шипящего ударного [э]
вместо [о]: щ[э]лка, ж[э]лчь вместо московской нормы щ[о]лка, ж[о]лчь.
В области согласных:
- Отсутствие ассимиляции по мягкости в сочетаниях согласных разного места образования: ка[пл’э]т вместо ка[п’л’э]т.
- Произношение твердых губных согласных в конце слова, возникшее под влиянием севернорусских говоров, т.е. произнесение слов семь, кровь, семья как се[м], кро[ф], сем[jа].
- Произношение мягких заднеязычных [г’], [к’], [х’] в полных прилагательных мужского рода именительного падежа: креп[к’и]й, ле[хк’и]й, ти[х’и]й вместо креп[къ]й, ле[хкъ]й, ти[хъ]й.
- Произношение мягкого [с’] в постфиксах -сь или -ся, т.е. учу[с’], учите[с’], учим[с’а] вместо учу[с], учите[с], учим[са].
- Произношение непризносимых согласных: пра[зд]ник, вла[ст]но. Исключением являлись слова [сонцъ], [с’эрцъ].
- Произношение заимствованных слов миллиард, биллиард, миллион как би[л’ja]рд, ми[л’jа]рд, ми[л’jо]н.
- Отсутствие [j] перед начальным е, т.е. слово еще произносится как
[эш’о], если как [эсл’и].
- Твердое произношение сочетания зж внутри корня, т.е. брызжет как бры[ж:ъ]т, визжит как ви[ж:ъ]т в отличие от московского бры[ж:’ь]т, ви[ж:’и]т.
- Произношение слов кто, что как [кто], [что] в отличие от московского [хто], [што].
- Произношение сочетания чн как [чн] вместо московского [шн],
т.е. коричневый, конечно как кори[ч’н’]евый, коне[ч’н]о.
- Произношение слова дождь как [дошт’] в отличие от московского [дош’].
- Произношение твердых согласных перед е в заимствованных словах, например, сессия как [сэ]ссия.
11.04.2016, 10833 просмотра.